Грешница

Мауру тогда глубоко взволновала его речь. Он с такой горячностью рассказывал о палаточных больницах и передвижных кухнях, о бедняках, которые каждый день умирают незамеченными.

Когда в зале зажегся свет, она уже смотрела на него другими глазами. Перед ней был не неряшливый врач, а человек, который посвятил свою жизнь великой цели. Ее, превыше всего ценившую порядок и логику, неудержимо потянуло к этому мужчине с бешеной энергетикой, который ради благой идеи бросался в самые бредовые экспедиции.

А что он увидел в ней? Разумеется, не боевую подругу. Нет, она принесла в его жизнь стабильность и покой. Именно Маура вела их совместную бухгалтерию и организовывала домашнее хозяйство, она ждала Виктора дома, пока он бороздил «горячие» точки, перелетая с континента на континент. Его жизнь протекала на колесах, и в ней был избыток адреналина.

«Был ли он счастлив в этой жизни без меня?» — подумала Маура. Сейчас, сидя у нее на кухне за чашкой кофе, он не выглядел таким уж счастливым. Во многом он был все тем же Виктором. С лохматой головой, в мятой рубашке с истрепанным воротником — как всегда, полное пренебрежение к условностям. Но в чем-то он изменился. Постаревший, усталый, Виктор был каким-то присмиревшим, даже грустным; казалось, зрелость затушила его огонь.

Маура села со своей чашкой кофе за стол, и теперь они смотрели друг на друга.

— Жаль, что этот разговор не состоялся три года назад, — сказал он.

— Три года назад ты бы не стал слушать меня.

— А разве ты пыталась? Ты когда-нибудь призналась мне в том, что устала быть женой общественного деятеля?

Она уставилась в свою чашку. Нет, этого она ему не говорил. Она держала это в себе, как и все другие негативные эмоции. Злость, возмущение, отчаяние — все это выводило ее из себя, нарушало порядок жизни, и она была не в силах смириться. Подписав наконец бумаги о разводе, она испытала странное облегчение.

— Я и не догадывался, насколько тебе тяжело со мной, — сказал он.

— Разве что-то изменилось бы, если бы я сказала тебе об этом?

— Ты могла хотя бы попытаться.

— И что бы ты сделал? Ушел бы из «Одной Земли»? Компромисс был невозможен. Ты слишком увлекся ролью святого Виктора. Награды, почести. За то, что ты примерный муж, на обложку «Пипл» не поместят.

— Ты думаешь, я делаю все это только из-за наград, внимания и рекламы? Господи, Маура, ты же знаешь, насколько важна моя работа. Я ведь заслуживаю хоть какого-то уважения?

Она вздохнула.

— Ты прав, это было несправедливо с моей стороны. Но мы оба знали, что, отними у тебя твое дело, и ты заскучаешь.

— Да, это так, — признался он. И добавил еле слышно: — Но тогда я не знал, как буду скучать по тебе.

Маура оставила его последние слова без ответа. Позволила им обоим насладиться молчанием. По правде говоря, она и не знала, что сказать: его признание было большой неожиданностью.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он. — И, похоже, довольна жизнью. Так и есть?

— Да. — Ответ вырвался слишком быстро, почти автоматически. Она почувствовала, что краснеет.

— Новая работа тебя устраивает? — спросил он.

— Она держит меня в тонусе.

— Это забавнее, чем терроризировать студентов-медиков в университете?

Она рассмеялась.

— Я не терроризировала студентов.

— Они бы не согласились.

— Я просто ставила им высокую планку, вот и все. И они почти всегда справлялись с поставленной задачей.

— Ты была хорошим преподавателем, Маура. Я уверен, в университете были бы рады принять тебя обратно.

— Все мы стремимся вперед, правда? — Она чувствовала его взгляд и намеренно придала лицу непроницаемое выражение.

— Я тебя видел вчера по телевизору, — сказал он. — В вечерних новостях. Сюжет про нападение на монахинь.

— Я надеялась, что не попаду в кадр.

— А я сразу заметил тебя. Ты как раз выходила из ворот.

— Это один из минусов моей работы. Всегда приходится быть на виду.

— Тем более в таком деле, могу себе представить. Сюжет прошел по всем телеканалам.

— И что говорят?

— Что у полиции нет подозреваемых. Мотив остается неизвестным. — Он покачал головой. — Это действительно как-то нелогично — нападать на монахинь. Если только речь не идет об изнасиловании.

— А что, это более логично?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Да, она знала, знала и самого Виктора достаточно хорошо, чтобы понять: не стоит обижаться на его комментарий. В самом деле, между хладнокровным сексуальным хищником и психопатом, не способным воспринимать реальность, есть большая разница.