Плот

(ты любишь ты я люблю болеть за «Янки» и зубаток ты любишь зубаток да я люблю зу…)

(шоссе шестьдесят шесть помнишь «корветт» Джордж Махарис в «корветте» Мартин Милнер в «корветте» ты любишь «корветт»?)

(да я люблю «корветт» (я люблю ты любишь)

(так жарко солнце будто зажигательное стекло оно было в ее волосах и лучше всего я помню свет летний свет (летний свет) Рэнди плакал.

Он плакал потому, что теперь добавилось что-то новое — всякий раз, когда он пытался сесть, оно забиралось под плот. Значит, оно не так уж безмозгло; оно либо почувствовало, либо сообразило, что сможет добраться до него, пока он сидит.

— Уйди, — плакал Рэнди, обращаясь к огромной черной блямбе, плавающей на воде ..В пятидесяти ярдах от него так издевательски близко по капоту «камаро» Дийка прыгала белка. — Уйди, ну, пожалуйста, уйди куда хочешь, а меня оставь в покое. Я тебя не люблю.

Оно не шелохнулось. По его видимой поверхности завихрились краски.

(нет ты нет ты любишь меня)

Рэнди с усилием отвел взгляд и посмотрел на пляж, посмотрел, ища спасения, но там никого не было. Никого-никого. Там все еще лежали его джинсы: одна штанина вывернута наизнанку, белеет подкладка кармана. И уже не казалось, что их вот-вот кто-нибудь поднимет и наденет. Они выглядели как останки.

Он подумал: «Будь у меня пистолет, я бы сейчас убил себя».

Он стоял на плоту. Солнце зашло. Три часа спустя взошла луна. И вскоре начали кричать гагары. А вскоре после этого Рэнди повернулся к черному пятну на воде. Убить себя он не может, но вдруг оно способно устроить так, чтобы боли не было, вдруг краски как раз для этого.

(ты ты ты любишь)

Он поискал его взглядом: и вот оно, плавает. покачиваясь на волнах.

— Пой со мной, -просипел Рэнди. — «Я с трибун могу болеть за „Янки“, э-э-эй… и начхать мне на учителей… Позади теперь учебный год, так от радости кто громче запоет?»

Краски возникали, закручивались. Но на этот раз Рэнди не отвел глаз. Он прошептал:

— Ты любишь?

Где-то вдали по ту сторону пустынного озера закричала гагара.