88  

Он погрузился в глубокое раздумье, и Давид, искоса взглянув на шефа, почел за лучшее его не трогать. Неприятности, которые поначалу валились на них снежными шапками, а затем накатили снежным комом, теперь превратились в лавину, грозившую похоронить под собой и его, и Кручинина, и весь их «Мясновских». Вновь отметив про себя, как сильно изменился Кирилл всего за несколько дней, Давид цинично подумал, что он-то из-под этой лавины выберется, а вот шеф — вряд ли. У него было предчувствие, что Кручинину схватка с конкурентами дастся слишком дорогой ценой.

— Денег никто не дает, вот что… — скривившись, сказал он. — Не было бы долбаного кризиса, перекредитовались бы и заткнули дыру. Я сунулся везде, где мог, — повсюду отказ.

В памяти Кирилла всплыл стеклянный купол, и, вспомнив разговор, он почувствовал внезапное облегчение — все оказалось не так плохо, как могло быть.

— Деньги будут, — бросил он.

— Откуда?!

— Сказал, будут, значит, будут. А эти суки вместе с Баравичовым подавятся нашими цехами. Фабрика им не нужна, нет?

Давид придерживался мнения, что и фабрика нужна тоже, но предпочел оставить его при себе. Его очень интересовало, где шеф собирается найти средства на погашение кредита, но он видел, что обсуждать эту тему с ним не будут.

— Это все она… — подал голос Кручинин, и Давид не сразу понял, разговаривает ли он с ним или сам с собою. Подождав, он осторожно уточнил, кого имеет в виду Кирилл Андреевич.

— Вику, Вику… Ее рук дело. Так взяться за нас могла только она. Баравичов у нее — пешка. Пляшет под ее дудку, вот и все.

Наблюдательный Давид, давно сделавший свои выводы об отношениях Виктории Венесборг и своего босса, аккуратно спросил:

— А уговорить ее не получится, а, Кирилл Андреевич? Может, перемирие заключить? Сожрут они нас, как пить дать.

Кручинин молчал, но скулы его наливались кровью, и его помощник пожалел о своем вопросе. Он ждал, что шеф взорвется, но Кирилл, к его удивлению, не возразил ни слова.

— Добьется своего, — пробормотал он. — Вика-Викуша, что ж ты творишь, стерва?

Кручинин уперся затылком в подголовник и прикрыл глаза. Ровный шум мотора усыпляюще действовал на него, и он отключился от происходящего, забыв и об исполнительном директоре, с тревогой ожидавшем его ответа, и о шофере.

Сознание его раздвоилось. Остатки здравого смысла подсказывали заключить перемирие с Викой, хотя бы попытаться, но зверь, сидевший внутри, только свирепо оскаливался: он знал, что никаким перемирием не утолить ту жажду крови, что разрасталась в нем. Ее можно было утолить, лишь расправившись с человеком, осмелившимся бросить ему вызов и проколоть его шкуру до крови в нескольких местах. Оскалившийся зверь никому не прощал нанесенных ему ран.

«Перемирие… Ха-ха! Выманить ее, усыпить бдительность — и наброситься. Она не будет ждать… она поверит… Нет? Значит, нужно сделать так, чтобы поверила. Убедительность, мягкость… Может, добавить немного испуга…»

Ему представился снег, падающий на Вику, и с неожиданной четкостью, преподнесенной проснувшимся воображением, Кирилл увидел себя разделившимся на мириады снежинок, в каждой из которых торчала крошечная, незаметная глазу ледяная игла. Он мягко обрушился на Вику сверху, притворился теплым одеялом, укутывал ее плечи, и видел, как она смеется, ловя на ладонь снежинки. Затаившись, он наблюдал, как она макает варежку в снег, а затем машет ею, стряхивая снежную пыльцу. Он позволил себе казаться таким безобидным, каким только может быть снег в двух шагах от дома, где горит желтым светом окно и поднимается пар над стаканом с горячим чаем. Он усыпил ее, закрутился у нее перед глазами сверкающим калейдоскопом, ошеломил стрельчатой красотой снежинок, и когда она замерла, принялся обволакивать ее, погружая в снег, будто в теплую воду, убаюкивая, покачивая, не переставая засыпать снежинками.

Он видел, что она застыла на месте, не мешая ему накручивать, словно снежную сахарную вату, все новые и новые слои снега. И тогда он пронзил ее всеми ледяными иглами, впился в беззащитную кожу, разорвал ее, будто зубы вампира, и слушал, как звучит ее дикий, отчаянный крик, полный изумления и боли.

От крика Кирилл вздрогнул и непроизвольно дернул подбородком. Видение исчезло. Черт, что с ним?! Он что, спит наяву, в машине? Какой снег, какие снежинки? Ему и в самом деле нужно заключить с ней перемирие, пока не стало слишком поздно. Он встретит ее, заболтает, заставит поддаться его влиянию, и в итоге она сама поймет, что им выгоднее дружить, а не вырывать друг из друга заживо клочья мяса.

  88  
×
×