– Я бы скорее умер, чем сидеть под замком в каменном доме.
– Если вор украл слишком много и ему не повезло, именно это с ним и происходит.
Чандален недоверчиво хмыкнул. Похоже, такой уклад жизни представлялся ему неэффективным.
– Наш способ лучше. Каждый делает то, что ему нужно, и не надо никаких ремесел. Мы вымениваем только очень немногие вещи.
– На самом деле вы делаете то же самое, что и эти люди, Чандален, хотя и не сознаете этого.
– Нет. У нас каждый умеет делать много вещей. И своих детей мы учим тому же.
– У тебя тоже есть ремесло, Чандален, – возразила Кэлен. – Ты охотник, вернее, ты защищаешь племя. – Она вновь показала на мертвых солдат. – Эти люди – солдаты. Их ремесло такое же, как твое: защищать свой народ. Ты сильный, умелый воин, хорошо владеющий копьем и луком, умеющий раскрывать и предупреждать замыслы врага. Ты посвятил этому жизнь. Ты такой же солдат, как они.
Чандален задумался.
– Но это же только я. – Он остановился, чтобы стряхнуть со снегоступа налипший снег. – Потому что я сильный и мудрый. У других моих соплеменников ремесла нет.
– Ремесло есть у всех, Чандален. Ниссел – целительница, и ее ремесло – помогать раненым и больным. Они занимается только этим. Есть ли у нее время добывать себе пищу?
– Те, кого она лечит, дают ей все, что нужно, и даже когда все здоровы, люди приносят ей пищу, чтобы она в любое время была готова помочь кому-нибудь.
– Вот видишь? Те, кого она лечит, платят ей лепешками и овощами, но это то же самое, как если бы ей платили деньгами. Она служит всему племени, поэтому каждый жертвует небольшой частью, чтобы она могла без помех заниматься своим ремеслом. В городах это называется налогом. Каждый отдает в общую казну некоторую часть денег, чтобы те, кто трудится на благо всех горожан, могли спокойно жить и работать.
– И за твою работу люди кормят тебя так же, как мы, когда ты приходишь со всякими неприятностями в наше племя?
– Да, – кивнула Кэлен, радуясь, что в его голосе не прозвучало привычной враждебности.
Дома становились все больше, и Чандален внимательно вглядывался в разбитые окна верхних этажей. Вокруг по-прежнему не было ни малейшего признака жизни. Они миновали распахнутые двойные двери гостиницы «Алая роза». У входа валялись припорошенные снегом столы и кресла, белье и посуда – на каждом предмете красовалось изображение розы. Сквозь двери Кэлен увидела тело мальчика – судя по одежде, он, видимо, работал на кухне. Лицо его было обращено к потолку, в глазах застыл предсмертный ужас. Мальчику было не больше двенадцати.
– Но это же только охотники и Ниссел, – после недолгого размышления сказал Чандален. – А у других все равно нет ремесел.
– Есть, только в разной степени. Женщины пекут хлеб, мужчины делают луки… То же самое и в природе. Одни растения любят влажность, другие – наоборот. Одни животные едят траву, другие – листья, третьи – насекомых, а некоторые – других животных. У каждого своя роль. Женщины рожают детей, а мужчины… – Она остановилась, глядя на трупы людей. Кулаки ее сжались. – А мужчины, похоже, умеют лишь убивать. Видишь, Чандален? Женское ремесло – дарить жизнь, а мужское – ту же самую жизнь отнимать.
Кэлен прижала сжатые кулаки к груди. Она была в опасной близости к тому, чтобы утратить контроль над собой. Ноги подкашивались, голова кружилась.
Чандален искоса посмотрел на нее.
– Птичий Человек говорил, что нельзя судить всех за поступки немногих. Кроме того, женщины дарят жизнь не в одиночку. Мужчина тоже участвует в этом.
Кэлен глубоко вдохнула морозный воздух и ускорила шаг. Они свернули на улицу, вдоль которой тянулись витрины дорогих магазинов. Словно желая сменить тему, Чандален показал луком на одну из них:
– Зачем нужен деревянный человек?
Из разбитой витрины торчал безголовый манекен, облаченный в синее платье, расшитое бисером. Радуясь возможности отвлечься от мучительных мыслей, Кэлен подошла поближе.
– Это лавка портного, – объяснила она. – Его ремесло – шить одежду, а этот деревянный человек служит просто для того, чтобы показывать всем, какие прекрасные платья может сшить владелец этого дома.
Она остановилась перед высокой витриной. С узорчатых рам свисали желтые лоскуты – остатки роскошной портьеры. Платье на манекене напомнило Кэлен ее собственный свадебный наряд. В горле у нее запершило. Рядом, настороженно озираясь, остановился Чандален. Кэлен протянула руку и потрогала затвердевшую на морозе лазурную ткань.