Как известно, жизнь — штука полосатая. Сейчас у Алисы Соболевой была...
— Какое-то движение… у него под кожей…
— Что значит «движение»?
— Похоже на фасцикуляцию. Но она… движется по животу…
— Это не перистальтика?
— Нет, нет. Она движется вверх. Не по кишечному тракту.
Эмма замолчала. Пульсация вдруг прекратилась, и кожа на животе Кеничи снова стала гладкой.
«Фасцикуляция», — подумала она. Непроизвольные сокращения мышечных волокон. Это наиболее вероятное объяснение, но вот в чем проблема: фасцикуляция не может выглядеть как волнообразные перемещения.
Вдруг Кеничи открыл глаза и уставился на Эмму.
Кардиомонитор издал сигнал тревоги. Обернувшись, Эмма увидела, что линия электрокардиограммы мечется вверх-вниз по экрану.
— Желудочковая тахикардия! — крикнул Джек.
— Вижу, вижу!
Она включила дефибриллятор, затем пощупала пульс сонной артерии.
Вот он. Слабый, едва ощутимый.
Глаза Кеничи закатились, были видны лишь кроваво-красные склеры. Он все еще дышал.
Эмма смазала электроды дефибриллятора, приложила их к грудной клетке и дала разряд. Сто джоулей встряхнули тело Кеничи.
Его мышцы одновременно скрутил сильнейший спазм. Ноги принялись молотить по койке. Если бы не сдерживающие ремни, он бы метался по всему модулю.
— Желудочковая тахикардия продолжается! — воскликнула Эмма.
В модуль влетела Диана.
— Чем я могу помочь? — спросила она.
— Подготовьте лидокаин! — велела Эмма. — Ящик с пометкой CDK,[24] справа!
— Нашла.
— Он не дышит! — крикнул Николай.
Эмма схватила ручной респиратор и крикнула:
— Николай, придержи меня!
Он укрепил ноги на противоположной стене, подперши Эмму спиной, чтобы той было удобнее накладывать кислородную маску. Провести сердечно-легочную реанимацию непросто и на земле, а в условиях микрогравитации это просто кошмар: серия сложных акробатических трюков, постоянно уплывающее оборудование, спутывающиеся в воздухе трубки, выскальзывающие из рук шприцы, наполненные драгоценными препаратами. Даже надавить на грудь пациента и то сложно — вас может отбросить к противоположной стене. Экипаж практиковался в выполнении этих действий, но никакая тренировка не способна подготовить к беспорядочному движению людей в замкнутом пространстве, к лихорадочной попытке спасти умирающее сердце.
Закрыв рот и нос Кеничи маской, Эмма сжала грушу ручного респиратора, подавая кислород в легкие. Линия ЭКГ продолжала метаться по экрану.
— Ввожу внутривенно одну ампулу лидокаина, — объявила Диана.
— Николай, еще разряд! — крикнула Эмма.
Немного поколебавшись, космонавт потянулся за дефибриллятором, приложил его к грудной клетке Кеничи и пропустил разряд. На этот раз сердце Кеничи пронзили двести джоулей.
Эмма бросила взгляд на монитор.
— У него фибрилляция желудочков! Николай, начинай массаж сердца. Я буду интубировать!
Николай отпустил дефибриллятор, и тот уплыл прочь, покачивая проводами. Укрепив ноги на противоположной стене модуля, он собрался надавить ладонями на грудину Кеничи, но внезапно отдернул руки.
Эмма посмотрела на него.
— Что случилось?
— Грудная клетка. Посмотрите!
Кожа на груди Кеничи пульсировала и извивалась. Там, где с ней контактировали электроды дефибриллятора, образовались две выпуклые окружности, от которых расходились круги, как бывает, если бросить в воду камень.
— Асистолия! — раздался голос Джека у Эммы в наушниках. Николай продолжал потрясенно смотреть на грудную клетку пациента.
Эмма заняла место Николая, опершись о его спину. «Асистолия. Остановка сердца. Если не сделать массаж сердца, он умрет».
Эмма не чувствовала ничего необычного, никакого движения. Просто кожа, обтягивающая анатомические ориентиры грудины. «Фасцикуляция, — пронеслось у нее в голове. — Это она. Другого объяснения нет». Закрепившись, Эмма начала надавливать на грудь пациента; ее руки заменили сердце Кеничи, качая кровь к жизненно важным органам.
— Диана, ампулу эпинефрина внутривенно! — приказала Эмма. Диана впрыснула лекарство в капельницу.
Они посмотрели на монитор в безумной надежде увидеть там световое пятно.
11
— Вскрытие необходимо, — произнес Тодд Катлер.
Директор управления летных экипажей Гордон Оби бросил на него раздраженный взгляд. Некоторые из собравшихся в конференц-зале закивали в знак согласия, ведь Катлер констатировал очевидное. Конечно, вскрытие будет.