Рыцарь нашего времени

Крапивин оглянулся на охранника в будочке, но тот был далеко и не видел их.

– Я вам продам одиночество на развес. – Старик сунул кофейную банку обратно, принялся рыскать по карманам. – Какое вы хотите? У меня есть разное, выбирайте, не ошибитесь. Есть тоскливое одиночество с привкусом дешевого остывшего чая из пакетика, но ведь вам оно не нужно, верно? У вас оно уже имеется, – он усмехнулся, показав отменные вставные зубы. – Есть безмятежное одиночество, но оно куда дороже. О, а вот здесь – прошу вас, обратите внимание – одиночество перед долгожданной встречей, оч-чень специфические ощущения. Есть одиночество покойника – хотите?

Он смеялся, черт возьми! Смеялся, протягивая Крапивину дребезжащую баночку, крышка которой была криво заклеена грязным скотчем.

– А вот еще... – старик выудил малюсенький пузырек из-под лекарства, – имеется одиночество с оживающими вокруг вещами. Одиночество, в котором пишутся стихи! Очень дорого, но вам, – он наклонился к Денису, и на отшатнувшегося Крапивина пахнуло ладаном, – вам, любезный юноша, уступлю подешевле...

Денис обошел старика, быстрыми шагами взбежал по лестнице к подъезду. Старик остался стоять на месте, выкрикивая вслед:

– А звездное одиночество – не хотите? Правда, легко сойти с ума, зато какое удовольствие! Один! В целом космосе! А вокруг – звезды, звезды, звезды!

Эхо его высокого голоса еще звучало у Крапивина в ушах, когда он взбежал по лестнице на свой этаж, не дожидаясь лифта. И вздрогнул, заходя на площадку – ему показалось, что старик уже стоит здесь, поджидает его. Но в следующий миг понял, что фантазия сыграла с ним дурную шутку: стоящий к нему спиной человек был приземистым и плотным. Он обернулся, и с навалившейся тоской Денис узнал Томшу.

– Да что ж это такое делается... – не сдержавшись, сквозь зубы выдавил он, приваливаясь к стене.

Женщина наклонила голову набок, прищурила и без того узкие глаза.

– Добрый вечер, – насмешливо протянула она. – Кто же так гостей встречает, Денис Иванович? Я тебя, волшебник мой, уже час жду, не меньше. Соскучилась по тебе, представляешь?

Она шагнула и теперь стояла очень близко, подняв к нему широкое лицо, на котором выделялись, манили к себе чувственные красные губы. Она всегда красила только губы, и от этого глаза ее казались еще меньше.

– Я... я не могу сегодня... не хочу... – пробормотал совершенно выбитый из колеи Крапивин, ощущая, как с левой стороны на затылке начинает болеть – головная боль всегда приходила оттуда. – Мария, мы с тобой уже говорили об этом!

– А ты меня Машенькой обещал называть, – притворно капризным голосом возразила Томша. – Пойдем к тебе, поговорим. Я тебе массаж сделаю, чай заварю... У тебя вон какое лицо уставшее, бледное.

«Есть тоскливое одиночество с привкусом дешевого остывшего чая из пакетика, но ведь вам оно не нужно, верно? У вас оно уже имеется», – вспомнил Крапивин, и остатки сил сконцентрировались в нем в сильную мужскую злость.

– Я не хочу чая, – сказал он, глядя в темные припухшие глаза. – И массажа твоего не хочу. Ты меня слышишь? Понимаешь? Мария, прошу тебя, не приходи ко мне больше. У нас с тобой ничего не будет, все закончилось!

Вместо того, чтобы обидеться, она рассмеялась. Негромко, дразняще.

– Что же у нас закончилось, волшебник мой? – спросила она, проведя рукой по лацкану его пальто. Из-за этого кошачьего мягкого прикосновения ему захотелось отшатнуться от нее так же, как от сумасшедшего старика. – Разве у нас с тобой что-то начиналось?

Она снова засмеялась и вызвала лифт; двери открылись сразу же, и Томша уехала.

Оставшись один, Крапивин достал из портфеля ключи, вошел в квартиру. Голова болела уже сильно, нужно было немедленно лечь, и он прошел, не разуваясь, в ванную, включил приглушенный свет крошечных зеленых светильников, первый раз в жизни поблагодарив за него декоратора, вымыл руки и ополоснул лицо ледяной водой. Боль заострилась, собралась в одном месте. «Лечь, скорее лечь».

Он поднял голову и увидел в полумраке свое отражение – белую, беззвучно хохочущую маску. Отражение в зеркале смеялось, скалило безупречные зубы, подмигивало ему. Крапивин в ответ судорожно дернул правым глазом и вышел из ванной, посмеиваясь.

* * *

Вопреки опасениям Бабкина, никто не поджидал их возле дома, когда они вернулись в квартиру Макара после похорон. Остаток дня Сергей занимался тем, что изучал биографию старшего Чешкина, а Илюшин валялся на диване, время от времени задавая самому себе вопросы и бесконечно рисуя на альбомных листах пляшущих человечков, переплетенных между собой нитями, веревками и канатами. Другого человека на месте Сергея поведение Илюшина могло бы раздражать – другого, но не его: Бабкин неоднократно видел, как из ерунды, из несуразных кривых картинок, в которые Илюшин, казалось, погружался полностью, вырастали идеи, оказывавшиеся на удивление близкими к истине. Или самой истиной.