Сияние

– Идешь спать, Джек? – спросила Венди.

– Идешь спать, папа?

– Мне надо вниз на минуточку, – сказал он, заставив себя выговорить это легким тоном.

«Как это случилось? Как, ради Бога?»

Шашка несомненно была нормальной. Он видел, как, когда он дернул за кольцо, из нее повалил густой белый дым. А через два часа, когда он поднялся наверх, то через отверстие на верхушке гнезда вытряхнул россыпь маленьких трупиков.

«Тогда как же? Спонтанная регенерация?»

Безумие. Чушь в духе двадцатого века. Насекомые не воскресают, не регенерируют. Даже, если бы яйца могли полностью созреть за двенадцать часов, матка откладывает их не в это время года. А в апреле или мае. Осень

– время, когда осы умирают.

Под миской яростно жужжало живое опровержение.

Спустившись вниз по лестнице, он пронес их через кухню. В ее дальнем конце была дверь на улицу. Почти ничем не прикрытое тело пронизал холодный ночной ветер, ноги мигом окоченели на холодной бетонной площадке, площадке, куда в курортный сезон доставляли молоко. Джек осторожно опустил загадочное явление на землю и, когда выпрямился, взглянул на прибитый к дверям термометр. Ртуть стояла ровно на двадцати пяти. К утру холод их убьет. Он вернулся внутрь и решительно захлопнул дверь. Немного подумав, он еще и запер ее.

Проходя обратно через кухню, Джек выключил свет. В темноте он на минутку задержался, раздумывая – хотелось глотнуть чего-нибудь покрепче. Ему вдруг показалось, что отель полон сотен приглушенных звуков: потрескивания, постанывания, потаенных вздохов ветра под карнизами, где, подобно смертоносным плодам, могут висеть другие гнезда.

Вернулись.

И вдруг Джек обнаружил, что «Оверлук» нравится ему уже не так сильно, как будто сына покусали не осы; не осы, чудом выжившие после дымовой шашки, а сам отель.

Последней мыслью Джека перед тем, как он поднялся наверх, к жене и сыну, было:

(отныне ты будешь держать себя в руках, что бы ни происходило) Мысль была твердой, решительной и уверенной.

Шагая к ним по коридору, он обтер губы тыльной стороной руки.

17. У ВРАЧА

Раздетый до трусиков, Дэнни Торранс лежал на кушетке и казался очень маленьким. Он снизу вверх смотрел на доктора («зови меня просто Билл»), который подкатывал большую черную машину. Чтоб получше рассмотреть ее, Дэнни закатил глаза.

– Не пугайся, малыш, – сказал Билл Эдмондс. – Это электроэнцефалограф, он больно не делает.

– Электро…

– Мы для краткости называем его ЭЭГраф. Сейчас я прицеплю тебе пучок электродов к голове… нет, втыкать я их не буду, просто приклею… и перья вот в этой части прибора запишут излучение твоего мозга.

– Как в «Человеке, который стоил шесть миллионов?»

– Почти. Хочешь стать таким, как Стив Остин, когда вырастешь?

– Ни за что, – заявил Дэнни, когда сестра принялась прикреплять провода к крошечным пятачкам, выбритым у него на голове. – Папа говорит, что в один прекрасный день у него будет короткое замыкание и он сыграет… в ящик.

– Этот ящик я хорошо знаю, – добродушно сказал доктор Эдмондс. – Я и сам несколько раз побывал в нем, без шуток. ЭЭГраф, Дэнни, может очень много нам рассказать.

– Например?

– Например, страдаешь ли ты эпилепсией. Это небольшая трудность, когда…

– Ага, я знаю, что такое эпилепсия.

– Правда?

– Угу. В моем детском садике – там, в Вермонте – был один парень… когда я был маленьким, я ходил в садик… и она у него была. Ему не разрешали пользоваться мигалкой.

– А что это такое, Дэн? – Он развернул машину. По разграфленной бумаге пошли тонкие линии.

– Там всякие огоньки на ней… все разного цвета. Когда включите, они мигают, только не все, а вы должны сосчитать, сколько цветов; если нажмете правильную кнопку, мигалка может выключиться. Бренту нельзя было.

– Потому, что яркие вспышки иногда могут вызвать приступ эпилепсии.

– Значит, если бы Брент играл с мигалкой, с ним был бы припадок?

Эдмондс обменялся с медсестрой коротким изумленным взглядом.

– Выражено неизящно, но точно, Дэнни.

– Что?

– Я говорю, ты прав, только вместо «припадок» надо говорить «приступ». А то нехорошо… ладненько, а сейчас полежи тихо. Как мышка.

– Хорошо.

– Дэнни, а во время этих своих… все равно, что они такое… ты ни разу не вспомнил, что раньше видел ярко вспыхивающие лампочки?

– Нет.

– Странные шумы? Звонки? Или трель, как в дверном звонке?

– Не-а.