Сияние

Странное дело: думая о разном, все трое ощущали одно – облегчение. Мосты были сожжены.

– Будет когда-нибудь весна или нет? – пробормотала Венди.

Джек покрепче обнял ее.

– Не успеешь оглянуться. Как думаешь, может, пойдем в дом, поужинаем? Тут холодно.

Она улыбнулась. Джек весь день казался таким далеким и… странным, что ли. Сейчас, судя по голосу, он более или менее пришел в себя.

– По-моему, отличная мысль. Что ты на это скажешь, Дэнни?

– Ага.

Поэтому все вместе они зашли в дом, а ветер остался творить низкий пронзительный вой, который не умолкнет всю ночь – звук этот еще станет привычным для них. Хлопья снега плясали и крутились над крыльцом. «Оверлук» подставил метели фасад, как делал почти три четверти века, на слепые окна уже намело снега. Он был совершенно равнодушен к тому, что оказался отрезанным от всего мира. А может быть, он был доволен такой перспективой. Семья Торрансов внутри раковины «Оверлука» занялась обычной вечерней рутиной – ни дать, ни взять микробы, пойманные в кишечник чудовища.

25. В ДВЕСТИ СЕМНАДЦАТОМ

Через полторы недели белый искрящийся снег лежал на территории «Оверлука» ровным слоем высотой два фута. Древесный зверинец завалило по самые маковки – застывший на задних лапах кролик будто поднимался из белого водоема. Некоторые сугробы были едва ли не больше пяти футов глубиной. Ветер постоянно изменял их, вылепливал сложные формы, напоминающие дюны. Джек дважды неуклюже ходил на снегоступах к сараю за лопатой, чтобы расчистить крыльцо; на третий раз он пожал плечами, просто прокопал в выросшем перед дверью сугробе проход и дал Дэнни поразвлечься катанием со склонов справа и слева от дорожки. С запада «Оверлук» подпирали воистину титанические сугробы; некоторые возвышались на двадцать футов, а дальше лежала земля, обнажившаяся от непрекращающегося ветра до самой травы. Окна второго этажа загородил снег и вид из окна столовой, так восхитивший Джека в день закрытия, теперь волновал не больше, чем вид пустого киноэкрана. Телефон последние восемь дней не работал, и единственной связью с внешним миром оставался приемник в конторке Уллмана.

Теперь ни один день не обходился без снегопада. Иногда падал только легкий снежок, который быстро прекращался, припудрив сверкающую снежную корку. Иногда дело принимало серьезный оборот: тихий свист ветра взлетал до пронзительного женского вопля, заставляя старый дом даже в глубокой снежной колыбели покачиваться и стонать, рождая тревогу у обитателей. Ночью не бывало теплее десяти градусов и, хотя в первой половине дня ртуть градусника у черного хода в кухню иногда добиралась до двадцати пяти, из-за постоянного, как ножом режущего, ветра появляться на улице без лыжной маски было крайне неприятно. Но в солнечные дни все они выбирались из дома, обычно натянув по два комплекта одежки и митенки поверх перчаток. Правда, крайне неохотно. Отель дважды охватывал кольцом след глайдера Дэнни. Тут перестановкам не было конца: Дэнни катался – родители тащили; папа, смеясь, катался, а Венди с Дэнни тем временем пытались тащить (они запросто катали Джека по ледяной корке, но на рыхлом снегу это становилось невозможно); Дэнни катался с мамой; Венди каталась одна, а ее мужички, пыхтя белыми облачками пара, тянули, как битюги, притворяясь, будто она тяжелей, чем на самом деле. Во время таких вылазок, катаясь вокруг дома, они много смеялись, но из-за громкого, безликого, по-настоящему голодного воя ветра смех казался тоненьким и принужденным.

На снегу им попались следы карибу, а однажды они видели и их самих: пять карибу группкой неподвижно застыли за сетчатой оградой. Чтобы разглядеть их получше, все по очереди воспользовались цейссовким биноклем Джека. При взгляде на животных Венди испытала странное, нереальное чувство: олени стояли по брюхо в снегу, завалившем шоссе, и ей пришло в голову, что до весенних оттепелей дорога принадлежит не столько их троице, сколько карибу. Сейчас дела рук человеческих сошли на нет. Венди считала, что олени это понимают. Опустив бинокль, она сказала что-то вроде «не пообедать ли нам», а на кухне всплакнула, пытаясь избавиться от ужасного ощущения что отбывает срок, которое иногда сжимало ей сердце огромной ладонью. Она подумала про ос, которых Джек под огнеупорной миской вынес на черный ход, чтоб те померзли.

В сарае с крюков свисало множество снегоступов, так что Джек каждому подобрал пару. Правда, та, что досталась Дэнни, оказалась изрядно велика. У Джека получалось хорошо. Хотя он не ходил на снегоступах с тех пор, как мальчишкой жил в нью-хемпширском Берлине, он быстро вспомнил, как это делается. Венди снегоступы понравились не слишком – хотя бы пятнадцать минут прошлепав на подвязанных к ногам шнурками пластинах, которые были ей велики, она мучилась сильнейшими болями в икрах и голенях, но Дэнни увлекся и изо всех сил старался научиться. Он все еще частенько падал, но отец был доволен его успехами. По словам Джека, к февралю Дэнни должен был закладывать виражи вокруг обоих родителей.