Привет! Меня зовут Лора Киселева, я почти красавица, работаю на трех...
Она, красавица и умница, встретила своего принца-бизнесмена....
- Завидовать Рогожину? Это смешно… Ревновать? К кому? Опять-таки получается бытовуха. Ее не станут обставлять такими атрибутами, как петля и раскромсанная говяжья печенка.
- Что, художник действительно много пил?
- Достаточно.
Ева сразу не поверила в самоубийство Рогожина. Не такой он был человек, чтобы лишить себя жизни накануне персональной выставки, когда его работы наконец могут получить признание, а сам он - долгожданную и столь важную для творческого человека известность.
- Погоди-ка… опиши еще раз, как выглядела печенка, - вдруг попросила Ева.
Ее глаза загорелись.
- Ну… она лежала на табуретке… уже подсохла и не совсем приятно пахла… была облеплена мухами…
- Да я не о том, - скривилась Ева. - Как выглядели разрезы?
- Длинные, продольные, исходящие из одной точки…
- Сколько их было?
Всеслав опешил. Ему не пришло в голову посчитать количество разрезов. Криминалистам, по всей видимости, тоже.
- Не знаю… - растерянно пробормотал он. - А что, это имеет значение?
- Видишь ли… думаю, говяжья печень присутствовала там не случайно, - задумчиво произнесла Ева. - Этруски считали, что внутреннее устройство организма представляет собой вселенную небожителей.
- Что-что? - не понял сыщик.
- Вселенную небожителей! - с важностью повторила Ева. - Например, печень этруски разделяли на две основные части, а потом делили их еще на шестнадцать частей. В каждой правило отдельное божество, которое давало свои знаки. Специальный жрец - гаруспик - обследовал печень убитого жертвенного животного, обычно овцы, читал знаки и… таким образом, человек, прибегший к гаданию, узнавал, как ему следует поступить. То есть какова воля богов.
- Ты это серьезно?
- Если печень разрезана на шестнадцать частей или на тридцать две части, то именно так все и было. Кто-то производил древнейший этрусский обряд! - торжествующе заявила Ева. - А нож?
- Какой нож?
- Которым резали печень жертвенного животного.
- Около табуретки валялся нож со следами крови, - сказал Смирнов. - Обычный кухонный нож.
Глава 10
…Жизнь разъединяет людей, - писала Алиса в своей тетради. - Это один из ее парадоксов, которых множество. А смерть - объединяет. Это только кажется, что она уносит от нас наших близких. На самом деле смерть примиряет нас с ними. Когда-то она примирила Иисуса с человечеством.
Глеба начинают раздражать мои рассуждения. У него острый, пытливый ум, но он мало читал, и в основном беллетристику. Хорошая литература тяжеловата для него. Глеб наивен. Он все упрощает и страдает от своего максимализма. Для него есть только белое и черное, а жизнь состоит из оттенков. Белое и черное - голая идея, ничего больше.
Глеб любит меня беззаветно, он готов на все. Разве не о такой любви я мечтала? Он боготворит меня, восхищается мною… так чего же мне не хватает? Когда мы познакомились, я поразилась силе его натуры. Он показался мне несгибаемым бедным рыцарем, Робин Гудом, который живет в каменном лесу из домов, асфальтированных дорог и мостов. Мы стали почти все свободное время проводить вместе. И я рискнула признаться ему в том, что скрывала от мамы и брата. Я тайно поступила на рабо ту в модельное агентство, потому что хотела испытать себя. Я не поверила Леше, будто дорога на подиум идет исключительно через постель. Я решилась на это испытание, чтобы приобрести хоть какой-то собственный жизненный опыт.
Мне повезло. Хозяин агентства, которому показывали фотографии претенденток, среди прочих отобрал и мою. Тамара Яковлевна, администратор, пригласила меня на беседу, после которой я была принята. Предстоял напряженный период обучения, но это меня не пугало. Я боялась другого: если брат узнает, то устроит грандиозный скандал, и на моей карьере модели будет поставлен жирный крест.
Мне составили удобный график, который позволяет продолжать учебу в институте. Правда, домой я теперь возвращаюсь не после четырех-пяти вечера, а в девять-десять. Домашним я говорю, что занимаюсь вечерами в компьютерном классе или сижу в библиотеке. Они верят.
Глеб не стал меня отговаривать, но я сразу поняла - он не в восторге от моего рассказа. У мужчин сильно развито чувство собственности, и Глеб не оказался исключением. Он отвел глаза и долго молчал. А потом спросил:
- Зачем тебе это? Девушка, читающая стихи Микеланджело… и модель. Несовместимо.
- Почему? - удивилась я. - Микеланджело был не столько поэтом, сколько художником и скульптором. С каких это пор красота форм превратилась в нечто постыдное?