Дом одиноких сердец

— Дарья Андреевна, вы не хотите закончить свои эксперименты?

Даша узнала голос, обернулась.

— Почему же эксперименты, Лидия Михайловна? — ответила она вопросм на вопрос. — Я просто делаю то, о чем просил меня Петр Васильевич, — продолжаю его книгу.

— И о чем она? — после паузы спросила Раева.

— О жизни, — нашлась Даша. И сразу довольно неуклюже перевела разговор: — Скажите, а что с этим стариком, с Ангелом Ивановичем? Он совсем сумасшедший, да?

Раева повернула бледное лицо в сторону удаляющихся трех фигур.

— Да, он очень болен, — подтвердила она. — Мы делаем все, что можем, но он болен не только душевно, но и физически.

В обычных холодных интонациях Раевой Даша с удивлением услышала грусть.

— Лидия Михайловна, — внезапно вырвалось у нее, — зачем вы держите его здесь? Ведь с ним одни хлопоты!

Раева улыбнулась, глядя вслед старичку с лысиной.

— Потому что я решила, что так будет справедливо, — ответила она. — Если в силах одного человека хоть как-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. Потому что божье воздаяние далеко, да я и не верю в него, если ты что-то можешь — сделай это здесь, в этой жизни, своими руками.

Даша глядела на нее, пораженная этой внезапной откровенностью. Раева по-прежнему не сводила взгляда с троицы, медленно бредущей к дверям, и лицо ее было освещено такой мягкой улыбкой, какой Даша никогда прежде не видела на лице суховатой и сдержанной управляющей.

Глава 14

У дома Дашу ожидал новый сюрприз. Глеб Боровицкий собственной персоной! Она призвала Прошу к ноге и немного нерешительно подошла к сыну Петра Васильевича, пытаясь сообразить, как он узнал ее адрес.

— Здравствуйте. Вы меня ждете?

Глеб смотрел на нее без выражения, не отвечая. Даша в который раз удивилась, что они с братом совершенно не похожи на отца. Лицо у младшего Боровицкого красивое, породистое, но эта породистость была начисто лишена тонкости и интеллигентности, свойственной его отцу. «Типичная внешность голливудского актера», — мелькнуло у Даши в голове.

— Дарья Андреевна, вы очень упорно уклоняетесь от разговора со мной, — сообщил Боровицкий, с ходу ошеломив Дашу.

«Когда я уклонялась от разговора? О чем он?» Она немедленно почувствовала себя виноватой и даже собралась извиниться, хотя не очень понимала, за что.

— Вы приняли решение, о котором мы с вами говорили?

Глеб не сводил с нее темных глаз, и от его взгляда Даша никак не могла сосредоточиться, обдумать, что же ей говорить. Что она расследует убийство его отца? Что у нее остались какие-то непонятные записи Петра Васильевича и она определится с квартирой, когда расшифрует их? «Господи, бред какой…»

— Послушайте меня… — Глеб сделал шаг навстречу Даше и оказался так близко, что она отшатнулась. Он был большой, какой-то квадратный, и от его дорогой кожаной куртки пахло автомобильным ароматизатором. — Долго вы собираетесь тянуть кота за хвост? Сколько можно…

Закончить Глеб не успел. Проша встал на задние лапы и поставил передние ему на грудь. Перед глазами Боровицкого-младшего оказалась лоснящаяся собачья морда. Пес дышал прямо в лицо Глебу, свесив набок лилово-розовый язык. Глеб, который терпеть не мог собак, сейчас с изумлением обнаружил у этого дикого пса ресницы, торчащие кустиками над глазами. А сами глаза были темно-карими и глубокими. Боровицкий отшатнулся, и собачьи когти заскользили по коже куртки.

— Проша, фу! — прикрикнула Даша, приходя в себя. — Фу, тебе сказали!

Пес нехотя снял лапы с человека. Боровицкий не сводил с него взгляда, а Даша не сводила глаз со слюны, оставшейся на куртке Боровицкого.

— Вы бы свою собаку в наморднике держали! — посоветовал Боровицкий, отступая еще на шаг и стараясь сохранять спокойствие. — Она у вас опасна для людей. Будь у меня пистолет…

— Будь у вас пистолет, вы бы даже вытащить его не успели, — резко сказала Даша. Вся ее растерянность улетучилась от одного взгляда на обмусоленную дорогую куртку Глеба. — Вот что, Глеб Петрович, — продолжила она, не давая Боровицкому времени прийти в себя, — расскажите мне, что там у вас за история с Горгадзе. Он ведь — я правильно помню? — ваш родственник?

Глеб хотел было ответить, что их история — не ее собачье дело, но слово «собачье» молниеносно вызвало в его памяти морду с белыми кустиками ресниц и влажным языком. Он поморщился и начал рассказывать.