Регуляторы

Херби разбудил меня в шесть утра, вытащил из постели. Руки у него были холодны как лед. Я спросила, в чем дело, но он ничего не стал говорить, просто подвел меня к окну и спросил, что я там вижу. Я поняла, о чем он спрашивает: вижу ли я то, что видит он?

Я увидела, сомнений в этом быть не могло. “Парус мечты” как живой. Только не космофургон, принадлежащий Сету, не игрушка фута в два длинной и, возможно, в фут высотой. Мы смотрели на полноразмерный автомобиль длинной в двенадцать, а высотой в семь футов. С поднятым люком на крыше и вращающейся антенной радиолокатора, совсем как в мультсериале.

— Господи Иисусе, — прошептала я, — откуда он взялся?

Я уж решила, будто он спланировал к нашему дому на своих выдвигающихся крылышках. Жуткое, знаете ли, ощущение. Все равно что, поднявшись с постели и продрав глаза, обнаружить у себя во дворе летающую тарелку. У меня перехватило дыхание. Словно кто-то врезал мне в солнечное сплетение.

Когда же Херб сказал мне, что никакого фургона здесь нет, я не поняла, что он имеет в виду. А потом солнце поднялось чуть выше, и до меня дошел смысл его слов: я увидела сквозь фургон наш забор. То есть настоящего фургона не было. Но в то же время он был.

— Сет показывает нам то, о чем не может сказать, — пояснил Херб.

Я спросила Херба, проснулся ли мальчик, и он ответил, что нет, он подходил к его комнате, проверял. Сет крепко спит. Внутри у меня все похолодело. Потому что слова Херба означали одно: мы стоим в пижамах у окна спальни и видим сон нашего племянника. Сон этот перед нами, во дворе, большой розовый мыльный пузырь.

Мы простояли у окна минут двадцать. Что ждали — не знаю. Может, появления Касси Стайлз. Но ничего такого не произошло. Розовый фургон просто стоял, с приоткрытым люком и вращающейся антенной радиолокатора, а потом начал расплываться и терять цвет. Затем мы услышали, как Сет встал и пошел в туалет. Когда же послышался шум спускаемой воды, фургон исчез окончательно.

За завтраком Херб пододвинулся к Сету, как бывало, когда он хотел поговорить с мальчиком. Я думаю, Херб гораздо смелее меня. Учитывая, что именно Херб:

Нет, этого я написать не могу.

Так или иначе, Херби наклоняется к Сету, чтобы мальчику пришлось посмотреть на него, и начинает говорить тихим, ласковым голосом. Он говорит Сету, что мы знаем, почему он так расстроен, но волноваться не о чем, так как космофургон Касси наверняка где-нибудь в доме или во дворе. И мы его обязательно найдем. Все это время, пока Херб говорит, Сет ведет себя прекрасно. Ест овсянку, и лицо его не меняется. Иногда ты знаешь, что это он, Сет, внимательно слушает, возможно, что-то и понимает. Потом Херб говорит: “А если мы все-таки не сможем найти его, то купим тебе новый”. И понеслось.

Миска Сета с овсянкой летит через всю кухню, оставляя за собой шлейф молока и хлопьев. Она ударяется об стену и разбивается. Ящик под плитой открывается, и оттуда вываливается все, что в нем хранится: сковороды, вафельницы, формы для пирожков. Поворачиваются краны на раковине. Посудомоечная машина не может включиться при откинутой крышке, но включается, и вода веером летит на пол. Ваза, стоявшая на полочке, повторяет путь миски с овсянкой и тоже разбивается об стену. Но больше всего меня напугал тостер. Он работал (я поджаривала пару гренков), но тут внезапно раскалился докрасна, словно печь. Рычаг выброса резко пошел вниз, а гренки, черные и дымящиеся, подлетели до самого потолка. Приземлились они в раковину.

Сет поднялся и вышел из кухни. На негнущихся ногах. Мы с Хербом переглянулись, а потом он и говорит: “Думаю, гренки будут очень даже ничего, если положить побольше орехового масла”. Сначала я в недоумении смотрела на него, а потом расхохоталась. Херб последовал моему примеру. Мы смеялись и смеялись, уткнувшись в кухонный стол. Не хотели, чтобы он слышал. Глупо, конечно. Сету частенько не надо слышать, чтобы знать. Я не уверена, что он читает наши мысли, но каким-то образом многое становится ему известно.

Когда же я наконец взяла себя в руки, смогла оторвать голову от стола и оглядеться, то увидела, что Херб уже достает тряпку из-под посудомоечной машины. Он все еще похохатывал и вытирал с глаз слезы. Как хорошо, что он смог отвести душу. Я поднялась, чтобы взять совок и щетку.

— Наверное Сет очень привязался к старому “Парусу мечты”, — только и сказал Херб. Сейчас три часа пополудни, и мы перерыли весь дом. Сет пытался помогать как мог. У меня защемило сердце, когда я увидела, как он заглядывает под диванные подушки, словно его пропавший космофургон мог завалиться туда, как четвертак или корочка пиццы. Херб начинал поиски полный радужных надежд, говоря, что фургон слишком велик и ярко раскрашен, чтобы мы могли его не заметить. Я тогда подумала, что он прав. Откровенно говоря, я и сейчас думаю, что он прав, только почему мы не можем найти этот фургон? Дневник я пишу за кухонным столом и вижу отсюда, как Херб на коленях ползает вдоль живой изгороди у дальнего конца нашего участка, шебуршит под кустами рукояткой грабель. Меня так и подмывает сказать ему, чтобы он перестал, ведь Херб уже третий раз обследует зеленую изгородь, но язык не поворачивается.