Испытав страшное разочарование в любви, Хелен Стоун полагает, что у нее...
- В таком случае, Локшинов намека не понял. И еще: почему Мавра, раз уж она решила раскрыть свою тайну, не подписалась своим именем?
- Может, и подписалась, да Ершов не рискнул его указать. Он побоялся не исполнить последнюю волю матери, но имя изменил.
- Допустим, - согласился Смирнов. - Значит, мы возвращаемся к Мавре Вилениной в качестве подозреваемой? Тогда кто преследует женщин, знакомых господина Межинова? Или призрак собаки-оборотня является с того света?
- У Мавры был еще один сын, родной, - заметила Ева. - Вдруг слухи о его кончине сильно преувеличены? Иными словами, парень жив и продолжает дело матери.
- Где же он прячется? И почему?
- Меня это тоже сбивает с толку, - признала она.
Сырая ночь, не мигая, заглядывала черным оком в освещенную комнату. Ева в задумчивости покачала головой.
- Если рассуждать чисто по-житейски, в письмах сказано, что у автора рано умерла мать… тогда можно подозревать Ирину Рудневу. Тихий провинциальный городок может быть как Березином, так и Грачевкой. Далее… Ирину ведь, с ее слов, воспитывала бабушка. В письмах, правда, упоминаются бабушка и прабабушка, но это мелочь.
- Тысячи людей воспитаны бабушками, - возразил Всеслав. - Зато Л. Собакина ничего не пишет о танцах. А Ира Пастухова этим жила. Ясно одно: эти письма - не последние, они еще будут приходить.
- Знаешь что? - спохватилась Ева. - Совсем забыла тебе сказать! Я тут в одной книге отыскала интересный факт в связи с именем персидского царя Артаксеркса I. Царь безумно любил свою жену Статиру, а его мать ревновала. Женщины часто ревнуют своих сыновей к их женам! Так вот, мамаша царя отравила невестку.
- Ты имеешь в виду…
- Не стоит гадать! Нам нужен эксперт, который разбирался бы не только в истории, магии, а еще и в ядах.
- Но медицинские исследования ничего подобного не выявили.
- Искусство тем и отличается от ремесла, что оно достигает совершенства! - глубокомысленно изрекла Ева.
Глава двадцать четвертая
«Славный волк» Рудольф, получив адрес Ершова, прикидывал, как ему поступить - установить слежку за журналистом или… Черт! Есть еще Локшинов. Наблюдать за обоими?
Лицо женщины с фотографии все стояло у него перед глазами, не уходило.
«Она и вправду похожа на колдунью, - думал подполковник. - Если я раз взглянул и забыть не могу, то…»
Он нарочно обманывал себя, лукавил. Лицо Мавры заворожило его, приковало к себе. Это происходило со всеми мужчинами или только с ним?
- Не со всеми, - вынужден был признать господин Межинов. - Просто я…
Мысль обрывалась, не доходя до своего логического конца. Впрочем, в данном случае о логике говорить смешно. Все так перепуталось!
Ночной город блестел электрическими огнями, в их свете все казалось Рудольфу мертвенным. Как он раньше не замечал этого? На тротуарах после ливня стояли лужи, огни отражались в них, как в черных зеркалах. Домой идти не хотелось. Что там, дома? Светлана с заплаканными глазами, спящий сын, остывший ужин. Межинов вспомнил о жене и сыне, как о чем-то далеком. Однако больше идти было некуда. Вокзалы, ночные заведения, гостиницы - вот и весь выбор. Денег, чтобы снять номер до утра, у него не хватит; запах вокзалов вызывал у подполковника отвращение с первых лет службы; ну а про казино, ночные клубы и рестораны - думать нечего.
Мимо проезжали, шурша резиной по мокрому асфальту, легковушки. Межинов поймал такси, назвал домашний адрес. Появилось ощущение неприкаянности, одиночества в огромном городе. Светлана и сын, как ни странно, тоже казались чужими. Он остро пожалел об отсутствии собственного отдельного жилья - пусть хоть одна комнатушка, да своя: делай, что хочешь, ни перед кем не нужно позировать, ни от кого не нужно скрывать истинное состояние души. Может, поехать к Карине?
«Нет, - подумал Рудольф Петрович. - Она уже спит. Ей завтра рано вставать, идти на работу. Да и чем я объясню столь поздний визит?»
Всю дорогу он ломал себе голову, что делал журналист Ершов у дверей Карины? Хотел проникнуть в квартиру? Наблюдал? Или собирался совершить нечто более страшное? Приемный сын Мавры, колдуньи. Не его ли рук дело…
Рассуждать мешало лицо женщины на фото, притягивая к себе внимание.
- Теперь в переулок? - спросил таксист.
Межинов вспомнил о письмах - свернутые в трубочку ксерокопии он держал в руке, совершенно не ощущая этого. Как только не потерял? Мог и в такси оставить.