Яд древней богини

Он вернулся мыслями в свои молодые годы, в мучительные и прекрасные весны, где таянье снегов, холодный, обжигающий губы березовый сок, запах черемухи, колдовские лунные ночи - все было полно Кариной. Они целовались, но даже в моменты самых жарких ласк Рудольф ощущал незримое присутствие третьего.

Значит, он был уже тогда? Кто? Как? Денег у парня, видать, еще не было. Во всяком случае, Карина если и выделялась среди своих сверстниц одеждой, другими признаками достатка, то не столь разительно. Межинов не раз и не два перебирал, пересчитывал по пальцам все окружение девушки в те годы… претендента на роль «неуловимого возлюбленного» не находилось. Кем стали их общие знакомые, он знал. Купить такие часики Карине ни один из друзей их юности был не в состоянии.

- Подвинься…

Наверное, Рудольф задремал, потому что не заметил, как пришла Светлана. После «итальянской любви» по телевизору ей захотелось чего-то подобного от мужа. Она принялась ласкаться. Супруг сжал зубы, чтобы не сказать резкость. Постепенно в нем проснулось желание, и он удовлетворил свою и ее потребность в сексе.

С Кариной все было не так. Она занималась с Рудольфом любовью, словно мстила кому-то - неистово, жарко, с отчаянием смертника. Такое сравнение пугало его, но и заводило. Эти редкие мгновения страсти горели нестерпимо яркими огнями, освещая его тусклое, унылое существование. Иногда Межинов с ужасом ловил себя на мысли, что если бы он выследил, узнал ее любовника… то убил бы его, чтобы всецело завладеть Кариной, ни с кем более не делить эту женщину. Многолетний милицейский опыт позволил бы ему замести следы и остаться безнаказанным. Опомнившись, подполковник стряхивал опасное наваждение, восстанавливал равновесие водкой, физическими нагрузками, с головой погружался в работу. В такие дни он охотно брал сына на прогулки, водил мальчика в зоопарк, в цирк, в теплое время года катал на катере по Москве-реке, покупал жене подарки. Он цеплялся за Светлану и Витьку как за спасательный круг, боясь утонуть в омуте своей гибельной любви.

После секса обе его женщины вели себя по-разному. Жена сразу засыпала, довольная, а Карина часами напролет лежала без сна, говорила странные, непонятные слова… задавала дикие вопросы.

- Ты мог бы застрелить меня и себя? Ты чувствуешь во время оргазма, как сливаешься со звездами? А после? Что ты ощущаешь, опустошение или… бессмертие?

Однажды она спросила Межинова:

- Где твоя любовь, в сердце или в космосе?

Он удивленно поднял на нее глаза, засмеялся.

- Люди любят сердцем, это всем известно.

- У меня не так, - серьезно произнесла Карина. - «Часы любви бессмертие в себе таят и песню звезд, дыхание небес… они питают пульс Вселенной».

- Чьи это стихи? - поинтересовался Рудольф.

- Ничьи. Древние…

***

Ева решила действовать самостоятельно, раз Смирнов не желает брать ее с собой. Она не станет его слушаться. Еще чего не хватало! Ограничить свою жизнь преподаванием испанского языка и домашним хозяйством? Ни за что! Она уже узнала вкус частного сыска, приключений, опасных тайн - и не собирается отказываться от этого блюда.

- Чем бы мне заняться? - размышляла она, лежа в ванной, полной ароматной пены, с газетой в руках.

На глаза попалось объявление о выступлении балетного ансамбля «Фуэте». Вот! То, что надо. Ева потянулась к мобильному телефону и набрала номер Смирнова, спросила без предисловий:

- Ты уже побеседовал с Ириной Рудневой?

- Пока не успел.

- Давай я с ней встречусь. Мы, женщины, легче поймем друг друга.

- Ева…

- Знаю, знаю все, что ты скажешь! - перебила она сыщика. - Со мной случилась кошмарная вещь: меня заманили в жуткий подвал, заперли, чудом не убили. Но это прошло. Я не могу продолжать жить в страхе! Я хочу вернуться к прежнему… к нашим разговорам, совместным поездкам. Мне надоело чувствовать себя в изоляции. Ты не имеешь права ограничивать мою свободу!

- Я не ограничиваю, - оправдывался Всеслав. - Я несу ответственность за твое благополучие.

- Так ведь дело пустяковое! Хулиганские выходки. Разве это опасно?

- Нет.

- И я так считаю! - обрадовалась Ева.

- Я имел в виду, ты никуда не поедешь. С женой Руднева я поговорю сам.

Ева рассердилась, долго ворчала, смывая с тела густую пену с запахом чайного дерева.

- Ну и ладно, - бормотала она. - И плевать! Начну занятия с новой ученицей. Смирнов еще пожалеет, что отказался от моей помощи.