Алмазный эндшпиль

– А-а-а! Проснулся! Олег уже тридцать минут как уехал.

– Уехал? – переспросил Моня.

– Ну да. Составил заключение и уехал. Я увидел, что ты спишь, и не стал тебя будить.

– Так он уже оценил бриллианты?

– А что там оценивать? Все отлично, чистота кое-где на двоечку. Я не сомневался, что ты выберешь лучшее.

– Ага… – промямлил Верман. – Значит, таки лучшее… вот оно как… ну конечно. Но все-таки! И хорошо.

Завершив эту бессвязную речь, он схватил со стола стакан с водой и залпом выпил.

Но радость, охватившая его после слов о заключении геммолога, оказалась преждевременной. «Лаборатория! – вспомнил он. – Аман хочет отдать камни на экспертизу!»

– Аман Русланович, а когда будет готов сертификат из лаборатории? – небрежно поинтересовался ювелир.

– На завтра закажу машину, чтобы отвезли наше сокровище, а там уж как эксперты успеют. Могут и за день обернуться, если заказов немного.

Верману захотелось швырнуть в упрямого предпринимателя стаканом. Значит, частного заключения Аману оказалось мало. «Боже ж мой, да сколько можно проверять эти многострадальные бриллианты?!»

Моня набрал воздуха и осмелился предложить:

– Может, и не нужен этот лабораторный анализ, раз геммолог подтвердил базовую оценку? Деньги потратите, а Коржак на эти бумажки и не посмотрит…

Но Аман сокрушил его надежды.

– Коржак – посмотрит! – уверенно заявил он. – Он мужик въедливый, ему до самой сути нужно докопаться. Нет-нет, пусть всю диагностику проведут. И на анализ отправят… спектро-… как его?

– Спектрофотометрический, – вяло подсказал Верман. – Или спектрофлюориметрический.

Купцов захохотал.

– Как ты слова-то такие выговариваешь? Эх, Верман, Верман… Ты – голова! Люблю таких! Расскажу про тебя Коржаку, пусть завидует!

Моня сглотнул.

Аман разразился по-восточному витиеватой речью, в которой выражал благодарность любимому ювелиру. Правда, время от времени он перебивал сам себя, разражаясь проклятиями в адрес безрукого Дани, загубившего такого барана, такого барана… Но Моня не реагировал на эти лирические отступления. По правде говоря, он вообще не слышал ни слова из того, что сказал Аман.

Но его молчание Купцов принял за смущение, а отрешенность во взгляде списал на последствия майской жары. Лето уже подбиралось к порогу, обдавало зноем. Проводив Моню до машины и заверив еще раз в своем искреннем расположении, Купцов тотчас забыл о ювелире и отправился на задний двор разбираться с негодяем Дани.

На следующий день

– Дымов, в банке все подготовлено?

Хрящевский стоял перед зеркалом в своем кабинете и пытался справиться с галстуком. Он ненавидел галстуки, не умел их завязывать и, конечно, никогда в жизни не стал бы стараться ради поездки – и куда?! – в банк!

Но Дымов напомнил ему об эксцентричности немца. Черт его знает, предположил Дымов, какие еще у старого хрыча имеются заморочки? Вдруг отсутствие галстука он тоже расценит как неуважение. И сорвется сделка в последнюю секунду… Может такое быть?

«Может», – вынужден был признать Николай.

Терять десять миллионов очень не хотелось, да и вообще вся комбинация вырисовывалась такая красивая, что Хрящ плюнул и добросовестно попытался завязать удавку широким узлом.

– Подожди!

Умница Алина, заметив его мучения, спрыгнула с подоконника и подошла к любовнику. Развела его руки в стороны, и Николай так и стоял пугалом, пока она вязала ему виндзорский узел.

«Хороша, хороша моя красоточка», – думал он, откровенно любуясь ею. Глаза яркие, широко расставленные, и губки она сделала такие, какие ему нравятся: пухлые, даже слишком большие для ее узкого личика. Не зря он в нее вкладывается: девочка выглядит все лучше и лучше. А главное – кого угодно может изобразить! Нужна деловая дама – будет вам деловая дама. Хотите студенточку? Алина запросто становилась студенточкой. Капризная дурочка? Папина дочка? Шлюха? Диапазон ее ролей был широк, и Николай использовал это – правда, пока только в личных целях.

Но его все чаще посещала мысль применять ее способности в бизнесе. Первый опыт Хрящ провел с Верманом и остался очень доволен. Теперь ему подумалось, что зря он не взял Алину на переговоры с Краузе. Глядишь, запал бы старый пень на его красавицу и не придирался бы к Коле по пустякам. Сидел бы, ронял слюни и, может, даже раскошелился бы на одиннадцать лимонов.

Хрящевский хотел поцеловать девушку, но та скользнула ему за спину, смеясь. Обвила сзади руками и шепнула в ухо, покусывая мочку: