Алмазный эндшпиль

Майя замолчала, с улыбкой глядя куда-то за спину Антона.

– А бабушка с дедушкой?

Она встрепенулась, словно он разбудил ее своим вопросом.

– Бабушка?.. Да, меня отправляли к ним на лето под Воронеж. Она и дед практически не общались с отцом, связующим звеном была только я. И его дело не считали мужским, так прямо и говорили: бабское занятие. Я огорчалась, даже плакала из-за этого. Только потом узнала, что самые известные ювелиры – мужчины.

– То есть вырастил тебя отец…

– Да. Я все это рассказываю затем, чтобы тебе было понятнее, что случилось потом. Три года назад я стала замечать, что папа хуже себя чувствует. Он храбрился, бодрился до последнего, и мне пришлось буквально силком привести его на обследование. И тут начались сложности… Мы ходили от одного врача к другому, пока наконец очередной диагност не сказал: опухоль надпочечников, но нетипичной локализации. Не буду грузить тебя медицинской терминологией… Самое главное, этот врач посоветовал клинику в Германии, специализирующуюся именно на диагностике и лечении такой болезни, и предупредил, что у нас, в России, могут возникнуть сложности с тем, чтобы точно определить заболевание. К тому времени мы с отцом уже и сами это видели. Забегая вперед, скажу, что врач оказался прав: это действительно была опухоль, и именно надпочечников.

Майя тяжело вздохнула.

– Когда я связалась с немецкой клиникой и мне назвали стоимость обследования и операции, я чуть не заплакала. У нас не было таких денег. Не было даже десятой их части. Можно было продать квартиру, но за три месяца до этого, как нарочно, выяснилось, что в нашей квартире каким-то образом оказались прописаны три человека.

– В этой?

– Да. Наверное, это послужило катализатором папиной болезни, потому что он страшно волновался и нервничал, переживал, что нас выкинут на улицу и мы останемся без своего жилья. Я успокаивала его, объясняла, что мы имеем дело с распространенным мошенничеством, но отец меня почти не слушал.

Антон нахмурился, слушая ее рассказ.

– Чем все закончилось с квартирой? – спросил он.

– Было заведено уголовное дело, нашли виновных, последовал суд, на котором дали условный срок паспортистке нашего района и еще каким-то мелким чиновникам… Но это случилось потом. А тогда мы оказались владельцами квартиры, которую не могли продать.

Одеяло сползло с ее плеча, и Белов поправил его. Она даже не заметила этого, погруженная в свои воспоминания.

– Что мне было делать, Антон? Я пошла к папиным друзьям – просить их о помощи. Пыталась занять у одного, второго, третьего… Все отказали. У папы начались сильные боли, его положили в больницу, но я видела, что лечение – симптоматическое, оно лишь облегчает на время его страдания. И тогда, наверное, от беспросветного отчаяния я пошла к тому человеку, который вовсе не был папе другом – он считался его конкурентом, и они с отцом терпеть друг друга не могли.

– Неужели к Верману?!

Майя кивнула.

– Не могу объяснить, что мной двигало – ведь казалось очевидным, что Моня откажет. Но он согласился. Помню, я смотрела на него как баран, не в силах осознать, что мне сказали «да»… Верман прекрасно знал о нашей ситуации и не мог не понимать, что нам нечем будет возвращать ему деньги. Вопрос с квартирой тогда висел в воздухе, мы фактически остались нищими, со смешными копеечными сбережениями. Но Моня все равно согласился. Я помню, как он наморщил лоб и проронил: «Пускай твой отец будет здоровым, чтобы мне было над кем посмеяться». До папы доходили шуточки Вермана, который любил позубоскалить в его адрес. Моня говорил, что русский ювелир – все равно что еврейский извозчик: смешно всем, кроме его клиентов. А папа не умел парировать, и его это задевало.

– Верман заключил с тобой договор? Что-то потребовал взамен? – уточнил Антон.

– Ничего, в том-то все и дело! Он дал денег, мы с папой оформили визы, уехали в Германию, и там его сначала обследовали, а потом, когда диагноз подтвердился, прооперировали. Операция прошла нормально, хотя восстанавливался он долго, около месяца. Когда мы вернулись в Россию, Моня был первым, кому отец позвонил.

– Так ты рассказала отцу, откуда деньги?

– Да.

– И не боялась, что он откажется…

– …взять их? Боялась, конечно! Но обмануть отца я бы не смогла. К тому времени он так измучился, что, кажется, ему было почти безразлично. Но когда мы вернулись и он позвонил Верману, я слышала, что он едва сдерживает слезы.