Танцы марионеток

шевельнул пальцами правой руки, в которых вдруг закололо мелкими иголочками,

опрокинуть старуху вправо стул отшвырнуть в нее так повезти вряд ли

и перенес вес тела на левую ногу.

И в эту секунду дверь позади него приоткрылась.

– Можно? – спросил почтительный мужской голос.

Обернувшись в изумлении, Бабкин увидел бочком протискивавшегося в дверь лохматого типа, которого оставил возле раненой старухи. Перевел взгляд на Сахарову и по ее глазам понял, что она видит лохматого впервые в жизни. Но пока она не стреляла, и это внушало надежду, что его план еще может сработать.

– Извините… – промямлил тип, разводя руки в стороны – вокруг его правой кисти болтались четки необычного вида. – Я не знал…

Девчонка на полу вдруг хихикнула.

– Сколько… у нас сегодня гостей, – проговорила она, борясь со смехом. – Марта Рудольфовна, у нас с вами никогда не было столько гостей!

– Мы пользуемся популярностью, – суховато ответила старуха, и Бабкин восхитился обеими. Даже если у первой начиналась истерика, вторая была спокойна. Смерти она явно не боялась.

– Ой, ну все, наверное, – с совершенно неожиданными для нее бабскими интонациями сказала Сахарова, сильнее дергая углом рта. – Вас тут слишком много. Хватит, мальчики-девочки…

Дуло пистолета было направлено на девчонку с разбитой губой, и та зажмурилась совершенно по-детски, правильно оценив, что означают эти слова.

В ту же секунду рыхлый тип взмахнул рукой, странно дернувшись при этом, – Бабкину даже показалось, что в него выстрелили из пистолета с глушителем и сейчас он упадет замертво. В комнате раздался свист, что-то пронеслось наискось от его поднятой руки к Юле Сахаровой, и серая свернутая змея с бряцаньем ударила ее в висок.

Выстрела, которого ожидал Бабкин, не последовало. Вместо этого пистолет упал на пол, глаза Сахаровой закатились так, что стала видна белая сторона глазного яблока, и она повалилась в сторону старухи, ударившись головой о ножку стула.

Железные четки дробно простучали по полу.

Позже Бабкин вспоминал, что больше всего его тогда поразил не парень, рванувшийся к своему странному оружию, а затем с невероятной ловкостью скрутивший им кисти лежащей без сознания Сахаровой, а Конецкая. Не вставая со стула, она обернулась к девчонке, так и сидящей на полу с открытым от изумления ртом, и сказала:

– Голубушка, не строй из себя ворону без сыра. Помоги джентльменам, но сначала одерни юбку – на тебе сегодня не то белье, которое стоит демонстрировать мужчинам.

Эпилог

Лена собирала вещи, которых оказалось на удивление мало. Странно – она столько лет прожила в этой квартире, но большинство вещей принадлежало ее матери, обжившей это пространство, подогнавшей его под себя. «Как и меня, – подумала Лена Дубровина. – Как и меня».

Две сумки стояли у дверей, и она уже собиралась выходить, когда раздался звук вставляемого ключа.

– Лена?!

Ольга Сергеевна уставилась на сумки.

– Что происходит? Ты куда?

Лена аккуратно обошла ее, положила на сумку сверху теплый свитер, подаренный бабушкой.

– Я уезжаю, – сказала она.

– Куда?

Она нашла в себе силы выпрямиться и посмотреть матери в глаза.

– От тебя, мам. Подальше от тебя.

Ольга Сергеевна изменилась в лице.

– Я не понимаю… – начала она, – почему…

– Потому что я больше не хочу быть твоей марионеткой, – сглотнув, сказала Лена. Каждое слово давалось ей с трудом, его приходилось выталкивать из губ, которые не хотели слушаться, а норовили расползтись и искривиться в рыданиях. – Я тебя очень люблю, но ты больше не будешь мною управлять. Я знаю, что это ты виновата в том, что случилось с Николаем Евсеевичем и с Валентиной Захаровной. И той девушкой с восьмого этажа. Кого ты наняла, чтобы ее сбили?

Ольга Сергеевна отшатнулась от нее, выставила руку в предостерегающем жесте, но теперь слова давались Лене легче, чем раньше, и она продолжала, удивляясь тому, что слез совсем нет:

– А еще ты меня обманула. Я встретилась с Инной Аркадьевной – мы поговорили, и она призналась, что это ты попросила ее сказать, будто ребенок той женщины из ее подъезда, с которой Вася раньше встречался, – его. А это неправда. Это не его ребенок. Я всегда верила тебе больше, чем ему, и в тот раз поверила тоже.

– Леночка, он тебя ужасно обманул! – ахнула Ольга Сергеевна.

Лена начала смеяться. Ужасно обманул. Ужасно.

– Нет, мам, – выговорила она, содрогаясь от смеха, – это ты меня ужасно обманула. Я с тобой стала жить страшной жизнью. Страшной, правда. Мне даже жить расхотелось. Ты у меня отняла самое главное – мою работу, потому что решила, что чем больше я пишу, тем независимее от тебя становлюсь. Это и в самом деле было так, и ты этого не вынесла.