Темная сторона души

– Лежит Боря, разговаривает, будто со мной, а я-то понимаю: он не со мной, он с душой своей разговаривает, только сам этого не видит. Сам себе обещает: не буду, мол, больше, искать ее, не буду плакать из-за нее. Жалко мне его стало – хоть волком вой. И вот тут-то я и поняла, откуда в ней, твари, жизнь берется. Она из других людей ее высасывала, ей-богу! У тех, кто сильно любил, брала много, так что им самим почти ничего уже не оставалось. У тех, кто послабее, – поменьше. Но каждого обделила, каждому жизни меньше оставила – чтоб самой радоваться, самой мужиков приманивать, как на огонек. Вот когда я это поняла, тогда и захотела ее убить.

Дарья Олеговна замолчала, и в наступившей тишине Макар обыденно спросил:

– А почему же вы ее не убили, Дарья Олеговна? Или вы убили?

Сергей дернулся, но ничего не сказал. Сжавшись, он ожидал ответа тетушки, сидевшей напротив него на стареньком диванчике. «Тетя, пожалуйста…» – мысленно начал он, сам не зная, о чем собирается попросить ее. Но Дарья Олеговна посмотрела на Макара, грустно улыбнулась, и он сразу понял, что можно ни о чем не просить.

– Нет, Макарушка, не убивала. А тогда не убила потому, что понимала: меня поймают, обязательно поймают, а я Борю своего оставить не могу. Ты сам подумай: если бы меня посадили, он и вовсе бы не выдержал. Себя бы винил, как пить дать. Что я, мужиков не знаю, что ли? Не могла я на него такую ношу возложить. А потом, когда здесь ее увидела, прислушалась к себе и подавно не стала. Бореньки нет давно, у меня жизнь своя… – не городская, а деревенская. Если подумать, то мне от стервы даже польза была.

– Какая польза?! – не поверил своим ушам Бабкин. – Тетя, ты о чем? Она же тебе жизнь испохабила!

Дарья Олеговна снисходительно улыбнулась.

– Боре она жизнь испохабила, твоя правда. И мне тоже, конечно, но я ведь поняла кое-что, когда с нами та беда случилась. Поняла, до чего сильно Борю люблю. Двадцать лет мы с ним к тому времени прожили, я уж думала, что просто привыкла – ан нет, не в привычке было дело. В любви, Сереженька. В любви. Она сильнее ненависти, хотя иногда и по-другому кажется.

Она встала со своего диванчика, взяла тарелку с остывшей картошкой, стоявшую перед Макаром, и вышла на кухню.

Макар, задумчиво изучавший узоры на ковре, перевел взгляд на молчащего Сергея и негромко сказал:

– Знаешь что, Серега… Когда в другой раз будешь у меня про темную сторону людей спрашивать – свою тетю вспомни. Может, тебе легче станет.

Он поднялся и вышел вслед за тетушкой Дарьей – сказать, что картошку можно не подогревать.

Глава 20

Сегодня. Я сделаю это сегодня. И плевать мне на людей в доме, на ментов, шныряющих вокруг, – плевать на всех, кроме нее. Но ее страха мне теперь недостаточно. Я понял это в последний раз, когда она была напугана, но мне не стало так хорошо, как хотелось.

Я хочу ее. Всю, целиком. Нужно сесть и спокойно подумать, как бы лучше все осуществить, но у меня не получается. В паху тянет остро и так мучительно, что хочется бросить все и бежать туда, к ней, – и ударить ее, чтобы она потеряла сознание, а потом сделать с ней все то, что я собирался…

Кто-то идет. Мне нельзя выдавать себя. Я умнее их всех – потому что меня никто не нашел. И никто не найдет, когда я сделаю то, что хочу. Они все очень удивятся, потому что ни один из них не подозревает меня, и даже не может представить, глядя на меня, на что я способен. Раньше меня это огорчало, но теперь-то я понимаю, как это хорошо.

Вы все будете завидовать мне.

* * *

С утра Александр Александрович Мазаев был в ярости. Во-первых, столбик градусника с семи часов начал ползти вверх и к половине девятого остановился на тридцати двух градусах. Жару Мазаев ненавидел, но если в городе ее можно было пережить при помощи кондиционеров, то в той дыре, где он вынужден сидеть уже который день, рассчитывать на благо цивилизации не приходилось. Значит, снова будет болеть голова, рубашка пропахнет потом, аппетит проснется только ночью, когда кормить его, следователя Мазаева, никто не разбежится.

Вторая причина, почему Александр Александрович пришел в ярость, заключалась в сообщении игошинских оперативников. Казалось бы, ничего особенного в нем не было: по заданию Мазаева оперативники Валерий Низовцев и Алексей Полошин осмотрели пруд, находившийся за домом убитого Лесникова, и доложили, что ничего в нем не обнаружили. Собственно, Мазаев и не особенно рассчитывал найти в пруду орудие убийства – это было бы слишком просто, а он вот уже два дня как понял, что ничего простого от столь поганого дела, как нынешнее, ожидать не стоит.