О чем он размышлял? Что не давало Дитриху покоя?
– Знаешь, я подумал: нельзя зарывать таланты в землю. - Произнес Кроу, так, словно отвечал на мысленный вопрос, возникший у Рощина. - Раз уж не смогли продать «Иглу», так давай используем фрегат с толком.
– Дитрих из меня вряд ли выйдет хороший помощник.
– Вот об этом позволь судить мне, со стороны оно виднее.
– Я не кибрайкер. Боюсь что не смогу, Дитрих…
– Согласен, ты больше тянешь на мнемоника. Однако, тобой движет жажда мести и справедливости. Нельзя подавлять свои чувства, Вадим. И подменять их не нужно.
Рощин упрямо покачал головой.
– Ты не понимаешь меня. На Ганио произошел срыв. Я не хочу убивать и грабить.
Кроу не стал вступать в бессмысленный спор.
– Есть на примете один объект, где содержат мнемоников и кибрайкеров. - Веско обронил он, искоса наблюдая за реакцией Рощина.
– Вместе? - Искренне удивился Вадим.
– В том и суть. Это тюрьма, Рощин. Я там был. До того как попасть на Фрисайд.
– Даже так? - Вадим откинулся в кресле. - Интересный факт биографии. Только почему ты решил, что я соглашусь?
– Нам не распилить корабль пополам. - Было непонятно, говорит Дитрих серьезно или снова пытается мрачно шутить. - Но я уже сказал: мы можем совместно использовать «Иглу». Первую операцию предлагаю я. В результате мы больно ущипнем корпорации и получим минимальный экипаж. Согласись, без нескольких мнемоников на борту нам вдвоем не справиться с полноценным контролем систем. А доверять автоматике, когда на тебя охотиться вся Окраина, как-то не уютно…
– С каких пор на нас объявлена охота, Дитрих? С чего ты взял?
– Да так… Посмотрел канал новостей. - Любому кто прикончит нас и вернет «Иглу» законным владельцам - то есть корпорации «Инфосистемз», вступившей в права на Фрисайд, гарантирована полная анонимность и награда в один миллион.
– Не слабо… А при чем тут тюрьма?
– Ну, во-первых, там сидят нормальные ребята, похожие в чем-то на тебя и меня. Ну не сложились у них отношения с системой, слишком много знают, не хотят, чтобы ими помыкали. Вот, пожалуй, главные «злодеяния» заключенных «Луны-24» - так называется планетоид, где расположена тюрьма. К тому же, большинство из них достаточно молоды, а значит, смогут пролить немного света на темную историю твоего прошлого.
Вадим задумался, но размышлял он недолго.
Впоследствии Рощин часто спрашивал себя: почему в тот раз он так легко согласился на предложение Дитриха?
Он находил только один ответ: кибрайкеры более не вызывали у него чувства отвращения и ненависти. Не желая жить с навязанными кем-то мнениями и оценками, ему хотелось разобраться, найти истину, а под лежачий камень вода, как известно, не течет.
– Один вопрос Дитрих.
Кроу обернулся.
– Кто-то из нас двоих должен формально принять командование «Иглой».
– Ты. - Не задумываясь, ответил Дитрих.
Рощин вздрогнул. Задавая вопрос, он хотел лишь внести ясность в дальнейшие отношения, не ожидая подобного ответа.
– Почему?! - Вырвался у Вадима невольный вопрос. - Я же едва помню себя, я сорвался на Ганио, и мы теперь вынуждены скрываться, я виноват во всем, а у тебя опыт…
– Остановись, пожалуйста. - Дитрих сел в кресло, сцепил пальцы рук в замок и ответил, исподлобья глядя на Рощина:
– Я всю сознательную жизнь дрался. За деньги. А у тебя есть ЦЕЛЬ. Не отрицай, это так. Я чувствую. Сегодня ночью даже не мог уснуть. Думал над твоими словами. Если добавить к ним каплю здравого цинизма, чтобы не страдать иллюзорностью, твоя идея многим покажется справедливой. В том числе и мне. В конце концов, цинизмом я тебя обеспечу. А вот всем остальным… Извини. Тут я лучше побуду в твоей тени, договорились?
– Идея? Может быть ты ее озвучишь?
– Справедливость. Нельзя торговать людьми. Нельзя насиловать душу и разум ребенка. Но я кибрайкер, за мной не пойдут. Слишком сомнительный ореол «славы». Ты - другое дело.
– Да я просто не смогу. Кто мне поверит?
– Меня мало?
Вадим не нашелся что ответить.
– Тогда давай не будем больше возвращаться к этому вопросу. - Подытожил Дитрих. - Я рядом. Когда-нибудь я объясню тебе, Вадим, что такое «эффект бабочки». Кстати… - Он внимательно посмотрел на Рощина и добавил:
– Не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки. По крайней мере, с моей стороны они есть.