Четыре сезона

– Мы изготовляли…

– Трупы, да. Учтите, власти оказывают нам полное содействие.

– … детали для грузовиков и бронированных машин, а позже для…

– Не надоело еще? Может, хватит?

– Резервная часть, в которой я находился…

– Ну, как хотите. Мы еще увидимся. И очень скоро.

Вайскопф вышел из палаты. Его тень на стене, словно помедлив, выскользнула следом. Дюссандер закрыл глаза. Можно ли верить словам, что власти оказывают им полное содействие? Похоже на правду. Да и не все ли равно? Так или иначе, легальным путем или нелегальным, но этот Вайскопф и компания выцарапают его во что бы то ни стало. Когда дело касается нацистов, они непримиримы. Когда дело касается лагерей, они фанатики. Дюссандера колотила дрожь. Но он знал, что надо делать.

В субботу Боудены проснулись поздно. К половине десятого мужчины уселись за стол, каждый со своим чтивом, а Моника, словно досыпая на ходу, молча ставила перед ними омлет, сок, кофе.

Тодд читал научную фантастику, Дик штудировал журнал по архитектуре. В прихожей шлепнулась на пол газета, опущенная в щель почтальоном.

– Принести, пап?

– Я сам.

Прежде чем развернуть газету. Дик Боуден пригубил кофе – и тут же закашлялся.

Моника поспешила на выручку.

Тодд, отвлекшись от романа, без особого интереса наблюдал, как Моника стучит отца по спине, но вдруг взгляд ее упал на первую страницу… и она застыла. Глаза полезли на лоб, грозя выскочить из орбит.

– Боже милостивый! – кое-как выдавил из себя Дик Боуден.

– Так ведь это… не может быть… – Моника прикусила язык и посмотрела на сына. – Солнышко, ты…

Отец тоже смотрел на сына.

Тодд поднялся с тревожным чувством.

– Что там?

– Мистер Денкер, – только и сказал Боуден-старший.

Тодд прочел заголовок и все понял. БЕГЛЫЙ НАЦИСТ КОНЧАЕТ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ В БОЛЬНИЦЕ САНТО-ДОНАТО. Ниже две фотографии бок о бок, хорошо известные Тодду. На первой Артур Денкер был лет на шесть моложе и, соответственно, живее. Его щелкнул какой-то уличный фотограф, и старик купил карточку, чтобы она, чего доброго, не попала не в те руки. На второй Курт Дюссандер в форме войск СС, в заломленной черной фуражке сидел за столом в своем кабинете в Патэне.

Публикация первой фотографии означала, что они уже побывали в его доме.

Тодд пробегал глазами газетный материал, строчки прыгали, качнулся пол.

Где-то далеко-далеко крик матери:

– Дик, держи его! Это обморок!

Это слово (ОБМОРОКОБМОРОКОБМОРОК) слилось в одну тягучую цепочку. Он смутно почувствовал, как отец подхватил его, а затем – когда уже ничего не чувствуешь, ничего не слышишь.

Когда допрос кончился и этот тип оставил его в покое, Тодд вышел в сад, прихватив из дома ружейное масло и кой-какую ветошь. В гараже он взял свой «винчестер». Устроившись поудобней на скамейке, он переломил ствол и, то бормоча, то насвистывая мелодию, принялся тщательнейшим образом чистить ружейный механизм. В воздухе был разлит сладковатый аромат цветов. Но вот со смазкой покончено. С таким же успехом он мог это сделать в полной темноте. Мысли его были далеко. Только минут через пять до него вдруг дошло, что он зарядил винтовку. Охотиться сегодня он как будто не собирался – тогда зачем же? Он и сам не знал.

ЗНАЕШЬ, ТОДД С МЫСА КОД, ВСЕ-ТО ТЫ ЗНАЕШЬ. ПРОСТО ПРИШЛО ТВОЕ ВРЕМЯ. И тут к их дому подрулил желтенький «сааб». Человек, сидевший за рулем, показался Тодду знакомым, но только когда он сделал несколько шагов ему навстречу, в глаза бросились его небесно-голубые кеды. Привет из прошлого. К Тодду приближался Калоша Эд собственной персоной.

– Здравствуй, Тодд. Давненько не виделись.

Тодд прислонил «винчестер» к скамейке и обворожительно улыбнулся.

– Здравствуйте, мистер Фрэнч. Каким ветром вас занесло в нашу глушь? – Родители твои дома?

– Да нет вроде. А вам они нужны?

– Н-нет, – сказал Эдвард Фрэнч после глубокомысленной паузы. – Пожалуй, нет. Пожалуй, лучше нам потолковать на пару. Для начала. Вдруг ты сумеешь мне все объяснить. Хотя я в этом сильно сомневаюсь.

Из кармана брюк он достал газетную вырезку. Тодд догадался, что это, раньше, чем увидел; второй раз за сегодняшний день перед ним предстал Дюссандер в двух своих ипостасях. Снимок, сделанный уличным фотографом, был обведен чернилами. Смысл овальной рамки прочитывался сразу: Калоша Эд узнал «дедушку» Тодда. И теперь горел желанием оповестить весь мир об этом. Родить на свет божий маленькую пухлую сенсацию. Вот он – Калоша Эд, балабол и сукин сын, в небесно-голубых кедах. Лучше бы в белых тапочках. Его сообщение, надо думать, привлечет к Тодду внимание полиции…