Санькя

С каждым движением Саша чувствовал, как белеет его сердце, — оттого кровь из сердца уходит. Ток, ток, ток, уходит.

Но когда белизна эта достигла раскаленного, почти уже серого цвета, рыжая, лохматая кровь вдруг хлынула, ворвалась в сердце, закружила там… Саша вздрагивал, держа Яну ладонью под живот, ее пупочек чувствовался мякотью ладони — и располагался он где-то между линией судьбы и линией жизни.

«Яна кричала», — понял Саша. Только что кричала.

Он высвободился из нее и мягко осел на бок, и Яна легла на спину, плотно сжав ножки. Дышала, закрыв глаза. Веки ее были напряжены и подрагивали, как у человека, который старается не открыть глаза, боится или стесняется увидеть свет.

— Посмотри… у тебя… все хорошо? — попросила она.

Саша посмотрел.

— Все хорошо, — ответил он и погладил ее по руке. — Яна, ты необыкновенная. Невообразимая. Сладкая. Горячая, — сказал Саша, вдруг почувствовав, что немного задыхается.

— А ты блудливый кот, — сказала она, помолчав. Голос ее был дурашлив и забавен.

— Нет.

— Тогда… тогда ты поджарый и жадный кобель.

— Нет, не я… — невпопад ответил Саша.

— А почему ты блудишь, кот? — спросила Яна, так и не открывая глаза, улыбаясь краями губ. — Почему ты трешься об меня своим поджарым собачьим животом? Делаешь то, что нехорошо?

— Ах, это я? А я думал, что это ты. Крутишь своей попкой. Зачем ты крутишь?

— Это неосмысленно получилось.

— А по-моему, очень осмысленно.

Яна задумалась. Облизала быстрым язычком губы.

— У тебя очень красивая эта твоя… вещь… Я подумала, как замечательно она будет лежать внутри меня, такая стройная… И я кончила, да.

Яна неожиданно открыла веселые, смеющиеся глаза, и Саше показалось, что вот он шел-шел по полю, среди серой, одинаковой травы, и вдруг увидел два живых, словно отражающих солнце, цветка. И они смотрят на него. Он наклонился и поцеловал эти цветы, и губы защекотало.

Яна поднялась и пробежала по комнате голенькая, ища что-то, держа комочек неодетых трусиков в руке.

Саша с удивлением и нежностью оглядывал ее, думая, что — вот оно, такое ясное и теплое тело, и внутри него, везде, где только возможно, сейчас струится, сползает по мягким стеночкам внутри Яны его влага.

Саша вглядывался в спину Яны, в ее узкий живот, словно пытаясь увидеть Яну насквозь, как рентген — чтобы различить, где именно — его, белое теплится и отекает плавно.

Это было родство — Саша чувствовал это как абсолютное и почти божественное родство.

Глава шестая

— Саша, мне срочно нужен один надежный человек. Но не ты.

Яна глубоко затягивалась и медленно выпускала дым.

Они сидели на лавочке возле ее дома.

Саша по привычке провожал взглядом прохожих — любого пола и возраста. Он любил смотреть на людей.

— Почему не я? — спросил он.

— Потому что для тебя есть работа здесь. У тебя есть такой человек?

«Шаман, Паяла, Бурый… Дальнобойщик… Грек? Олежка-спецназовец?» — мысленно перечислял Сашка самых забубённых своих ребят.

«Негатив», — решил он.

— Есть.

— Он может поехать куда-нибудь? Надолго?

— Может. Насколько надолго?

— Если его возьмут, а его возьмут, он, скорей всего… сядет. На год, на два, не знаю… Это не в России.

Саша замолчал.

— Ну? — повернула строгое лицо Яна.

— Я спрошу у него.

— Не по телефону.

— Когда это нужно сделать?

— Вчера.

— Мне нужно ехать домой, — в форме утверждения, а не вопроса, сказал Саша. — Я поеду. Сегодня.

— Хорошо, — сказала Яна. — Я в бункер. Тебе надо там что-нибудь?

— Нет, — ответил Саша, в который раз за утро с интересом разглядывая Яну, а верней — фиксируя смену ее настроения.

Он специально сказал, что — нет. Ему не хотелось ехать с ней, оттого, что она вновь стала отстраненной. Весь ее вид говорил: «Ничего не было. Не придавай ничему значения».

Саша дымил и тряс головой, словно сбрасывая что-то навязчивое, приставучее.

— Пойдем к метро? — сказала Яна. — Тебе ведь на метро?

Саша встал, выбросил сигарету — он не любил курить на ходу.

В метро они быстро расстались. Саша не смог удержаться и прильнул к стеклу дверей в своем вагоне — пытаясь увидеть, где Яна, — быть может, она тоже смотрит на него.

«И машет рукой тебе…» — жестоко поерничал Саша над собой.

Яну он не разглядел. Поезд влетел в тоннель, и Саша увидел свое отражение, густо-темные волосы, размытый, неясный взгляд, щетину, которая отчего-то показалась седой, с седыми волосками.