Санькя

Саша стоял на платформе, чувствуя необычную тяжесть сумки — казалось, что любой, взявший ее в руки, сразу поймет, что там нечто странное помещено, запретное.

Был ошарашен немного, когда его окликнули. Дернулся нервно, но остановил себя. Медленно обернулся.

Подошел Безлетов, улыбающийся.

— Саша, здравствуй! Ты не обиделся тогда? Я ведь искал тебя. У тебя все нормально?

Саша мгновение не мог опомниться, потом ответил что-то. Сказал, что обид нет и все нормально.

— Я маму свою в гости провожал, — рассказал Безлетов. — К сестре она поехала. Я пока зимой боюсь на машине ездить.

— Машину купили? — спросил Саша, хотя ему, конечно, было плевать на способы передвижения Безлетова.

— Да-да, у меня ведь и работа теперь иная. Мы с вами теперь, Саша, классовые, или какие еще у вас бывают, враги, — говорил Безлетов, улыбаясь. — Я вон там работаю, — и он махнул головой куда-то в сторону центра города.

Саша кивнул, будто понял, о чем речь, но сам не понял. Следил, как подходит его электричка.

— Ну, я поехал, — сказал он.

— Обязательно позвони мне, как приедешь! Ты надолго?

— Не знаю, — раздражаясь внутренне, ответил Саша.

— Позвони, позвони. Хочу познакомить тебя и твоих друзей тоже с интересным человеком.

Безлетов щурился, и чувствовалось, что он действительно хорошо, бережно относится к Саше, и это раздражало еще больше.

— Да, позвоню, — ответил Саша, быстро пожал Безлетову руку и влез в электричку.

«Глупо как-то все…» — подумал. Но менять уже ничего не хотелось. Да и нечего было менять.

Глава десятая

Встретил Матвей. Обнялись. Оба немногословны были.

— Достал? — спросил Матвей.

— Достал, — ответил Саша.

— Хороший ствол?

— Убьет.

— Мы передадим его нашей проводнице. Она спрячет у себя. Тебе отдаст уже в Риге.

— Я до Риги поеду? — А докуда же?

— А кто меня пустит?

— У нас есть «левый» паспорт и билет на имя… обладателя паспорта. Так что теперь у тебя имя другое… Вот, держи… Запомни, как тебя зовут. Документы нормальные, — добавил Матвей, видя несколько озабоченное Сашино лицо. — А ты что, предпочел бы с поезда прыгать? Между столбов, навстречу летящих?

— Не знаю, — ответил Саша, отметив мысленно, как органично Матвей употребляет в речи причастия. «Кажется, «летящих» — это причастие…»

— Тем более, маршрут Санкт-Петербург — Калининград, проходивший через Латвию, по инициативе лабусов упразднен. Нет теперь такого поезда. И убытки они от этого терпят колоссальные. Как мы их все-таки напугали тогда, с захватом башни…

Они шли по вечерней улице Москвы, навстречу быстро двигались люди. Саша со странным удивлением думал, что если бы они узнали, о чем говорят двое этих молодых людей, то…

…то что бы?…

«Удивились бы, наверное… оглядывались бы…» — подумал Саша.

— Вот домашний адрес… объекта… вот рабочий. И телефоны есть. На все про все у тебя десять дней. Обратный билет у тебя уже есть, но это уж как ты сам решишь. Как все пройдет… Можно ли будет ехать так… открыто.

Пошел снег. Падал прямо — ветра почти не было. Снег напоминал кардиограмму умирающего — ровные линии иногда резко ломались, а потом снова тянулись жестко и тихо, до самого асфальта.

* * *

Было ощущение, что возьмут немедленно, сразу при входе в поезд. Случится что-то нелепое и глупое, например, проводница, усталая женщина в синих одеждах, взглянув в паспорт, скажет брезгливо: «Да это же не ты! Ты — Саша Тишин! Паспорт поддельный! Посмотрите на него, люди! У него паспорт поддельный!» Но проводница ничего не сказала.

Он забрался на верхнюю полку в своем купе — причем долго раздумывал, снимать ли ботинки, — все равно сейчас придут и арестуют, придется опять надевать.

Ствол, переданный Сашей Матвею, теперь лежал в межпотолочном пространстве туалета нерабочего тамбура, в другом конце поезда. Саше сообщили лишь имя проводницы и номер ее вагона, сказав, что подойти за стволом нужно незадолго до Риги, за полчаса где-то. Она все отдаст после условленного вопроса.

Саша лежал и думал, как же она будет передавать ствол, — ведь там люди везде ходят, заприметят, что проводница сует парню какой-то сверток. Открылась дверь в купе, Саша посмотрел на вошедшего мужчину широко раскрытыми глазами, тот даже огляделся с сомнением, кинув взгляд себе на грудь и на плечи, — не измазался ли чем.