Знак Истинного Пути

Она бежала из последних сил. Бог должен вывести ее. Не тот идол, о котором твердил не переставая Данила и ради которого она отказалась от имени, которым так ласково называла ее мама. Настоящий бог. «Господи, выведи меня! — взмолилась она мысленно, падая от усталости и боли. — Спаси меня!» Она поднялась и, прихрамывая, подбежала к большому дубу с зарослями малины с одной стороны. Спрятаться в кустах? Нет, ее быстро найдут. Но бежать она больше не могла. Метнулась в гущу зарослей и остановилась в изумлении.

В основании дуба была огромная трещина — видимо, в него когда-то ударила молния, и через трещину виден пустой изнутри ствол. Глянув вверх, она увидела, что дерево давно засохло, а трещину скрывали кусты. Голоса зазвучали совсем близко, она услышала топот и, не раздумывая больше ни секунды, протиснулась в щель. Присела — внизу все оказалось почему-то черным — и постаралась тихонько собрать руками ветки перед собой. Под сводом дупла что-то зашуршало, но она даже не подняла голову.

— Где она? — спросили совсем рядом.

Девушка узнала голос того «охранника», который помог ей с кроссовками.

— Здесь была вроде, — ответил другой. — По-моему, туда побежала.

— Ну, давай за ней, быстро. Она в таком состоянии далеко удрать не сможет.

Что-то заскрипело, протопали шаги и смолкли. Девушка посидела еще минут десять, слушая, как потихоньку успокаивается бешено колотящееся сердце, потом осторожно раздвинула кусты и выглянула. Никого. Обдирая плечи, она выбралась из расщелины и погладила старое дерево по сухой коре. Теперь ей нужно было выйти к деревне…

Глава 12

Бабкин расспрашивал Эдуарда Гольца в столовой. Жена его, Наташа, отправилась забирать сына из садика одна, и господин Гольц был несколько недоволен тем, что его планы нарушены. Однако он старался своего настроения не демонстрировать и на вопросы Бабкина отвечал подробно и вежливо.

Сергей поймал себя на мысли, что хоть мужик ему и не нравится, но представить его в роли убийцы сложно. Отравителя — еще куда ни шло, но душителя… А потом, мотив у Эдуарда Гольца не вырисовывался никак — разве что у него была связь с уборщицей и та шантажировала его, обещая рассказать все жене. Но в такое предположение, несмотря на бросающуюся в глаза привязанность господина Гольца к супруге, Сергею верилось слабо.

— Скажите, а у вас есть какие-нибудь догадки? — поинтересовался он.

— Я не буду оригинален, — пожал плечами Эдуард. — Полагаю, что убийство Илоны — дело рук Степана Затравы. Моя мать считает, что это предостережение ей на будущее, но мне кажется, что скорее этакий удар напоследок уже побежденного противника. Поскольку вопрос с мамиными салонами на ближайшее время решен, Затрава решил отомстить… таким вот диким способом.

— А почему только на ближайшее?

— Потому что я не люблю загадывать вперед. Пока человек, к которому мама обратилась за помощью, крепко сидит на своем месте, она неуязвима. Но в нашем государстве… — Эдик сделал выразительную паузу. — Вот поэтому я и говорю о ближайшем времени.

— Скажите, Эдуард, — сменил тему Бабкин, — а как в вашей семье происходят расчеты? Я имею в виду, кто платил Илоне, кто платит тому же секретарю или Ольге Степановне?

— С секретарем все просто, — отозвался Эдик. — Его работу полностью оплачивает мама. Собственно говоря, с Илоной и Ольгой Степановной было то же самое, но Ольга Степановна взяла на себя еще и заботу о Тимофее, поэтому, конечно, мы с Наташей ей доплачиваем.

— А у Илоны Ветровой был доступ к деньгам, хранящимся в доме?

— Не думаю, — удивленно ответил Эдик. — С одной стороны, у нее был доступ во все комнаты, кроме нашей — жена не любит, когда в ее комнату входят чужие. С другой — никаких крупных средств в доме не держится. Кроме маминых драгоценностей. Честно говоря, я не знаю, как мама решила этот вопрос. Думаю, что элементарно запирала ящик стола, вот и все.

Бабкин задумался. Шестое чувство, не раз выручавшее его прежде, подсказывало, что разгадка где-то близко, но вот где именно… «Надо будет перепроверить квартиру Илоны, ее личные вещи», — запоздало решил Бабкин и только собирался задать очередной вопрос, как у Эдуарда мелодично зазвонил телефон. Гольц прижал его к уху, и Сергей с удивлением увидел: лицо его, по мере того как говорил собеседник, все больше и больше бледнело, пока не стало почти белым.