Таня Гроттер и птица титанов

Вздохнув, Таня аккуратно свернула бумажку и засунула ее поглубже в Жорин карман. Затем отыскала на подоконнике треснувший фломастер и старательно нарисовала на щеке у Жоры алый поцелуй. Жикин зачмокал во сне губами, но так и не проснулся.

«Проснется утром человек, а у него поцелуй от мамочки! Ему будет приятно!» – подумала Таня и занялась контрабасом.

Перелет в Тибидохс, закончившийся тараном Пельменника, до сих пор вызывал у нее дикий страх, но одновременно и дикое желание повторить. Всякую свободную минуту она старательно учила полетные заклинания и даже взяла в библиотеке книгу Дедала Критского «Искусство драконбола», в которой, по слухам, жил сам автор. Правда, самого Дедала Таня там так и не встретила – он таился, зато дважды натыкалась на страницах на его разбросанные тапочки, один раз – на арфу и один раз – на пустой сосуд с вином.

До главы, где описывались драконбол и его секреты, Таня так и не дошла. Ее интересовала первая часть с общей теорией полетов, описанной хотя и несколько занудно, но крайне понятно и последовательно. Все-таки жаль, что полетные заклинания удерживались в пока недоступной ей до конца памяти двойника, и все приходится выучивать заново.

Оставив футляр от контрабаса в гостиной, Таня потащила инструмент по коридору. Это была та часть коридора, где селили новичков-первокурсников. Из-под чьей-то двери бежал живой веселый поток хомячков, крысят, сусликов. Ползли молодые ужи. Летели трескучие стрекозы. Таня присела, завороженно разглядывая все это буйство жизни. Потом постучала.

– Простите! Я больше не буду! Я тут просто подумала… – робко сказали за дверью и замолкли, не уточняя, что было подумано и чего «больше не будут».

Хмыкая и перешагивая через разбегающуюся и разлетающуюся во все стороны живность, Таня потащила контрабас к подъемным воротам Тибидохса. Самый короткий путь пролегал через гостиную темного отделения. Из гостиной доносились лязг штанги, сосредоточенное сопение и жуткий запах пота. Гуне Гломову не спалось. Съеденным за ужином котлетам не терпелось поскорее превратиться в мускулатуру.

Тане нравился Гуня – нравился так, как шустрым внучкам нравятся глухие дедушки. С ними можно говорить о чем угодно – они все равно не запоминают.

– Мне тоскливо, Глом! – сказала она, опуская контрабас на вытертый ковер.

Штанга в руках у Гуни дрогнула. Гломов посмотрел на нее с беспокойством. У него на все было одно объяснение.

– Это потому, что ты поела грибов. Гробыня тоже как грибов поест, меня грузить начинает. То мебель ей не так стоит, то мухи не туда летают.

– Нет, Глом! Мне тоскливо потому, что я сама в себе запуталась! Я сама себе тесна! А внутри я такая огромная, что могла бы весь мир наполнить, весь Тибидохс. Понимаешь ты это или нет?

Гуня трудно задумался. Зашевелил губами. Казалось, где-то в его глубинах зреет мысль – вечная, настоящая, бесценная мысль.

– А все ж таки не надо было тебе трескать те грибы! – торжественно заключил Гуня и снова стал звякать штангой.

Таня выволокла инструмент за ворота Тибидохса и, волнуясь, произнесла Пилотус камикадзис. Пускай и медленно тащишься, зато не свалишься. Очень осторожно она облетела вокруг пруда, указывая смычком маршрут, после чего решилась перейди на Тикалус плетутс.

Контрабас оживился и полетел быстрее. Таня оказалась недалеко от Большой Башни, отделенная от нее внешней стеной, дальше которой начинались полетные блокировки. За стеклом она увидела четкий профиль Бейбарсова. Он стоял к ней боком и что-то рисовал.

Таня ощущала недовольную дрожь инструмента. Всеми струнами контрабас грезил Торопыгусом угорелусом. Таня помедлила, набираясь храбрости, и все-таки произнесла этот ужасный Угорелус. Контрабас рванулся так стремительно, что Таня, потратившая все силы на то, чтобы вцепиться в гриф, едва не выпустила смычок. Ловя его, она неосторожно дернула рукой. Край смычка «клюнул» и решительно указал вниз. Секунду спустя Таня поняла, что контрабас отвесно пикирует в пруд. Его воды сверху казались черными и спокойными.

Ноги Тани отделились от контрабаса. Понимая, что сейчас перевернется через голову, Таня вцепилась в гриф обеими руками, вообще не думая о смычке. Контрабас завертело. Он запрыгал как детская игрушка на резинке. Таня видела то светлые латки неба, заштопанные кошачьими полосками ночных туч, то мертвенную воду пруда, то низкую арку подъемного моста. За мгновение до столкновения Таня сумела наудачу повернуть смычок в кисти. Наудачу, потому что направить его на что-то определенное, когда инструмент вращало, а пальцы впились в гриф, было нереально.