Двухместное купе

— Ах да!..

И на ногах Старого Ангела появились носки и туфли.

Из прихожей послышался голос, говорящий по-немецки:

— Осмотрим квартиру, опечатаем ее, и пока длится следствие по вчерашней катастрофе, попрошу никого в эту квартиру не вселять!

— Вперед! — решительно сказал Старый Ангел. Он захватил с тарелки последнюю сосиску, взял за руку маленького Ангела и прямо сквозь стену у окна вышел с ним на улицу...

КУПЕ АНГЕЛА И В.В. В «КРАСНОЙ СТРЕЛЕ»

— Старик-Профессор улетел Наверх, а я остался на Земле — ждать документы на имя Ангела Алешина. Другой фамилий для себя я даже представить не мог... Справедливости ради надо сказать, что наше Ангельское Управление Кадров вместе с документами снабжало отлученных и уволенных ангелов так называемой способностью натурализации. То есть легальным и беспрепятственным внедрением в Человеческое общество без каких-либо проверок — кто ты, что ты и откуда. Такое своеобразное выходное пособие, что ли... — сказал Ангел.

— Но об этом же можно только мечтать! — воскликнул В.В. — Если бы вы знали, сколько сотен анкет я заполнил в своей жизни!.. На сколько тысяч дурацких вопросов я отвечал разборчивым почерком!..

— Но мне пришлось ждать документы два месяца. А именно в это время мне нужно было находиться в Ленинграде рядом с Самошниковыми!..

— Кто им сообщил о гибели Леши? — спросил В.В.

— Никто... Они сами узнали об этом. Сначала из «Комсомолки», а потом из молодежной ленинградской газетки «Смена»...

— Как?!

— А очень просто. Советского консульства в этом городе не было, и криминальная полиция сообщила о смерти гражданина Советского Союза Алексея Самошникова, находившегося на территории ФээРГэ в статусе беженца, прямо в Бонн, в посольство СССР. Там это сообщение провалялось месяц, а когда тот самый дипломат, который запросил за возвращение Леши домой десять тысяч марок, наконец вернулся из отпуска, в куче завалявшихся бумажек на своем рабочем столе он нашел и это письмо...

ПОСОЛЬСТВО СССР В БОННЕ

Отдохнувший и посвежевший дипломат разбирал почту, накопившуюся за время его отсутствия.

Раздался телефонный звонок.

Дипломат нажал всего лишь одну кнопку на пульте многосложного телефона и, не снимая трубки, сказал:

— Слушаю вас, Николай Александрович!

— Как отдохнул, Василий Михайлович? — спросил телефон.

— Вашими молитвами, Николай Александрович!

— Ну-ну... — покровительственно проворковал динамик громкой связи. — У тебя там — никого?

— Один, Николай Александрович. С бумажками разбираюсь...

— Ты вот что, Василий Михайлович... Тут по заданию ЦеКа из Москвы корреспондент «Комсомольской правды» прилетел. Собирается писать о тяжелой и мужественной работе советской дипслужбы во враждебно-реваншистском окружении, понимаешь... Так я пошлю его к тебе. Ты-то знаешь — что можно говорить, а что можно и не говорить...

— Слушаюсь, Николай Александрович! Все будет в ажуре.

— А потом, Вася, проводи его в нашу посольскую лавку — пусть хоть немного отоварится по дешевке. Нам сейчас, в период усилившейся эмиграции, его статейка ой как не помешает!..

— Нет вопроса, Николай Александрович! Сделаем в лучшем виде!..

— Ну-ну... Потом зайдешь ко мне, доложишь, — сказал динамик и отключился.

* * *

Спустя некоторое время Василий Михайлович принимал журналиста.

На рабочем столе стояли чашечки с кофе и рюмки.

Как только рюмки пустели, Василий Михайлович доставал из шкафа «представительский» коньяк, наливал его в рюмки и прятал бутылку обратно в шкаф.

Журналист пил коньяк, запивал его кофе и держал диктофон чуть ли не под носом у дипломата.

А Василий Михайлович привычно вещал:

— Сначала, понимаешь, бегут за длинной бундесмаркой в эту эмиграцию — думают, что для них тут все медом намазано... А потом приползают к нам в посольство, в ногах у нас валяются: «Отправьте на Родину! Верните нас в Советский Союз!..» Десятки тысяч марок суют, только бы мы им помогли! Вот недавно... Перед самым моим отпуском... Заявляются два таких субчика: «Василий Михайлович, помогите домой в Ленинград уехать...» Артисты, между прочим! Ну, я говорю: «Подождите, ребятки, проверим — нет ли за вами каких-нибудь антисоветских действий... Если нет, так поможем! Не звери же!» Только я их и видел... Из отпуска возвращаюсь...

Василий Михайлович снова наполнил рюмки, а журналист быстро посмотрел в окошечко диктофона — не кончилась ли кассета...