2  

«Оставь её напоследок, — прошептал голос, — самцы опаснее».

Те рычали друг на друга, как обычно поступают люди, но варг учуял их страх. У одного из них был деревянный зуб длиной в его собственный рост. Самец метнул своё оружие, но его рука дрогнула, и зуб пролетел слишком высоко.

А потом стая бросилась на них.

Его одноглазый брат сбил метнувшего зуб в сугроб и разорвал сопротивляющемуся человеку горло. Сестра подкралась к другому самцу сзади и повалила его на землю. Остались самка и детёныш — для него.

У самки тоже был зуб, маленький, костяной, но едва челюсти варга сомкнулись на её ноге, она его выронила. Самка упала, прижимая к себе обеими руками орущего детеныша. Под мехами самка была худа, кожа да кости, но её груди были полны молока. Самое сладкое мясо было у детеныша. Лакомые куски волк оставил брату. Стая наполняла свои желудки, и смёрзшийся снег вокруг тел стал розово-красным.

Далеко от этого места, в хижине из глины и соломы с покрытой соломой крышей и дырой вместо дымохода, на полу из утоптанной земли Варамир задрожал, кашлянул и облизал губы. Его глаза покраснели, губы потрескались, в горле было сухо и першило, но вкус крови и жира все еще наполнял рот, хотя пустой желудок требовал пищи.

«Плоть ребёнка, — подумал он, вспоминая Желвака. — Человеческое мясо».

Неужели он пал так низко, что его уже тянет на человечину? Он почти наяву услышал рык Хаггона:

— Человек может есть мясо зверей, и звери — мясо человека, но если человек ест человеческое мясо — это мерзость.

«Мерзость». Это было любимое слово Хаггона. «Мерзость, мерзость, мерзость». Есть человеческое мясо — мерзость, спариваться в теле волка с волчицей — мерзость, но завладеть телом другого человека — наихудшая мерзость из всех.

«Хаггон был слабаком, он боялся собственной силы. Он умер в слезах в одиночестве, когда я отнял у него вторую жизнь, — Варамир сам сожрал его сердце. — Он научил меня многому, и последним, что я узнал у него, был вкус человеческой плоти».

В тот раз, однако, он был в теле волка. Сам он никогда не пробовал человеческое мясо. Но был не против чтобы его стая попировала. Волки были такими же доходягами, как он сам, исхудалыми, замёрзшими, голодными. И эта добыча…

«…Двое мужчин и женщина с ребёнком на руках, бежавшие от поражения в битве навстречу смерти. Они бы всё равно скоро погибли — от холода или от голода. Такая смерть была лучше, быстрее. Милосерднее».

— Милосерднее, — последнее слово он произнес вслух. Его глотку будто ободрало изнутри, но было приятно услышать человеческий голос, даже свой собственный. Пахло плесенью и сыростью, земля была холодной и твердой, очаг больше дымил, чем согревал. Едва не обжигаясь, Варамир подполз почти вплотную к самому пламени, время от времени кашляя и вздрагивая. В боку пульсировала боль от открывшейся раны. Кровь засохла твердой коричневой коркой, пропитав штаны до самых колен.

Репейница предупреждала его, что это может случиться.

— Я постаралась заштопать её, как смогла, — сказала она. — Но ты должен отдыхать и позволить ране зажить, иначе она вскроется снова.

Репейница была последней из его спутников — копьеносица, крепкая, как старый корень, морщинистая, с бородавками на обветренном лице. Остальные покинули их по дороге. Один за другим, они отставали или уходили вперёд, к своим старым деревням, к Молочной реке, к Суровому дому или навстречу одинокой смерти в лесу. Варамир не знал точно, да ему было всё равно.

«Надо было переселиться в одного из них, когда была возможность. Или в одного из близнецов, или в здоровяка со шрамом на лице, или в рыжего юнца».

Однако он боялся: кто-то из окружающих мог понять, что происходит. Тогда они накинулись бы на него и убили. Кроме того, его неотступно преследовали слова Хаггона, и, таким образом, этот свой шанс он упустил.

После битвы у него были тысячи спутников, и они пробирались через лес — замёрзшие, напуганные, спасающиеся от обрушившейся на них у Стены резни. Некоторые говорили о том, чтобы вернуться к своим покинутым жилищам, другие о том, чтобы предпринять вторую атаку на ворота, но большинство понятия не имело, куда идти и что делать. Они бежали от ворон в черных плащах и рыцарей в серой стали, но сейчас их преследовали куда более безжалостные враги. С каждым днем на лесных тропах оставались новые и новые трупы. Некоторые умерли от голода, некоторые от холода, прочие от болезней. Других убили те, кто называл себя их братьями по оружию, когда они все вместе выступили на юг с Мансом Налётчиком, Королем-за-стеной.

  2  
×
×