Княжья русь

— Лошадей и сменить можно.

— Это где же ты таких лошадей найдешь? — поинтересовался Сергей. — У купцов упряжных коников перекупишь? Или у смердов — пахотных? Я всё понимаю, друг. Но иной раз, чтобы успеть, лучше не торопиться. Да и в темноте можем их пропустить. Станут они лагерем в стороне от дороги — и тогда что? Нет уж! Выезжаем завтра на рассвете. Позаботься о лошадях: чтоб искупали их и хорошего овса задали. С собой тоже пусть приготовят. А я о людях позабочусь. Эй, хозяин! Мы у тебя остаемся. Я у тебя во дворе свинку видел. Режь. Что не съедим сейчас — с собой возьмем. А пока всем хлеба, сыра, рыбных щей. И пива бочонок.

— Хватит ли бочонка? — угодливо осведомился хозяин. — Вона вас сколько! — Он махнул в сторону подворья, где расседлывали коней гридни киевские и любечские.

— Там разберемся, — буркнул Сергей и вышел из дымного зала на свежий воздух: поглядеть, как гридь будет купать в Днепре лошадей, и заодно подумать: не упустил ли чего? Твари уйти не должны. Дело чести.

Глава двадцать первая

ВОЗМЕЗДИЕ

Не ушли. Взяли татей, тепленьких. На постоялом дворе, в поприще от Турова. Преследователи даже разделиться не успели, как получили весть от встречных купцов.

Обложили двор. Атаковали сразу со всех сторон: четверо во главе со Званом кинулись в окна, семеро, предводительствуемые Свардигом, вынесли дверь. Богуслав с остальными, по распоряжению Сергея, остались присматривать за порядком и контролировать входы-выходы: мало ли кто проскочит. И точно: ночевавший отдельно монах едва не удрал. Затерялся в толпе (на шум отреагировали все обитатели постоялого двора — выскочили с оружием наготове), выскользнул во двор, нацелился к конюшне и был пойман за шкирку опознавшим его Богуславом. Сергей, собственно, и уберег его от общей расправы, когда гридни выволокли во двор потрепанных полуголых шляхтичей и привязали к столбам. Вина лехитов была доказана: в мешках нашли украшения Свардиговой дочери и кольчужку его сына. Наверняка среди изъятых ценностей имелись и те, что принадлежали Заврате, но эти опознать было некому. Впрочем, если бы и не нашли ничего — всё равно опознали бы татей. По свежей отметине на щеке пана Кошты и внезапно укоротившимся усам, кои ни один уважающий себя шляхтич по собственной воле стричь не станет.

С лехитов ободрали уцелевшие лохмотья и учинили спрос. Руководил процессом сам Свардиг. Поначалу шляхтичи держались хорошо, гордо. Особенно — коренные: Кошта с Яцеком. Потому, проверив всех четверых каленым железом, Свардиг безошибочно обнаружил слабое звено и, оставив до времени этих двоих, всерьез занялся Стасем и Казимиром. Дело пошло. Где-то после часа неторопливой работы оба татя признались во всем и с большой охотой указали на главных обидчиков: Кошту и Яцека. А вот монаха обелили: дескать, в разбое не участвовал и не одобрил. Мимо его воли всё сделано.

Пытуемым поверили: врать после вдумчивой беседы со Свардигом они уж точно не смогли бы.

— Я его забираю, — сообщил Сергей Свардигу, прихватывая монаха.

Варяг рассеянно кивнул. Расследование закончилось. Начиналась месть.

— Богуслав, со мной, — велел Сергей. — Поприсутствуешь при нашей беседе.

— Благодарю тебя, благородный человек, за твою христианскую помощь, — с чувством произнес монах на хорошем ромейском.

— Будь ты замешан в разбое, я бы тебя прикрывать не стал, — сурово произнес Сергей. — Однако и твоя вина для меня очевидна. Не сомневаюсь, что ты отлично знал о злодеянии — и не воспрепятствовал.

— Я Божий человек… — загнусил было монах, но Сергей его перебил:

— Поклянись на распятии, что не знал, тогда поверю!

Монах глянул исподлобья, буркнул:

— Ладно. Знал я.

— Это хорошо, что ты не стал лгать, — похвалил Сергей. — Значит, ты и впрямь человек богобоязненный. Но уясни: ты всё еще в полушаге от участи твоих людей, незавидной участи, уж можешь мне поверить!

В подтверждение его слов со двора донесся особенно пронзительный вопль.

— Батя, я тебе все еще нужен? — по-словенски поинтересовался Славка. — Хотелось бы поглядеть, что там придумал для разбойников Свардиг.

— Нужен, — отрезал Сергей. И — по-ромейски: — Что скажешь, монах?

— Принять муки от язычников за Христову веру — счастье для меня, — с достоинством произнес монах. — А вот тебе Господь предательства не простит.