Бессонница

Это была одна из самых любимых поговорок Мак-Говерна.

Когда Ральф поинтересовался, когда вернется Билл, Дениза Полхерст ответила, что скоро.

— Он мне так помог. Не знаю, что бы я делала без него, мистер Pоббинс.

— Робертс, — поправил Ральф. — Билл очень хорошо отзывался о мистере Полхерсте.

— Да, они все так считают. Надеюсь, он не касался его безумия?

— Нет, — напряженно ответил Ральф. — Билл написал, что ваш дядюшка очень плох.

— Да. Врач говорит, что вряд ли он переживет нынешний день, но я слышала эту песню и раньше. Господи, прости, но иногда дядя Боб представляется мне одним из объявлений расчетно-издательской палаты — всегда обещают, но ничего не доставляют. Звучит ужасно, но я так устала, что мне уже все равно. Сегодня утром его отключили от системы жизнеобеспечения — я не могла взвалить всю ответственность на себя, поэтому и позвонила Биллу, а он сказал, что именно этого хотел бы дядя. Пора Бобу начать исследование другого мира, сказал он, карта этого мира уже достаточно подробна. Разве не поэтично, мистер Роббинс?

— Да, только моя фамилия Робертс, мисс Полхерст. Передайте, пожалуйста, Биллу, что звонил Ральф Робертс и просил его пере…

— Поэтому мы отключили систему, и я приготовилась, но он не умер. Я не могу этого понять. Он готов. Я готова, жизнь его подошла к концу… Так почему же он не умирает?

— Не знаю.

— Смерть так глупа, — произнесла она ноющим неприятным тоном измотанного, павшего духом человека. — Акушерку, слишком медленно перерезающую пуповину, давно бы уже уволили с работы.

В последнее время мысли Ральфа приобрели тенденцию метаться, упуская многое из виду, но на этот раз они немедленно поспешили назад.

— Что вы сказали?

— Простите? — Голос Денизы звучал удивленно, будто и ее мысли витали где-то далеко.

— Вы упомянули о перерезании пуповины.

— Я ничего не имела в виду. — Ноющие интонации усилились… Только Ральф понял, что это не нытье, а поскуливание, и оно пугало. Что-то было не так. Внезапно сердце Ральфа пустилось вскачь. — Я вообще ничего не имела в виду, — настаивала женщина, а телефон, который Ральф держал в руках, вдруг окрасился в интенсивный зловеще-синий цвет.

«Она подумывает убить его, и это не праздная мысль — она хочет положить подушку дяде на лицо и таким образом задушить его. Все произойдет быстро, думает она, и станет благословением. Все наконец-то кончится». Ральф отстранил трубку от уха. Синий свет, холодный, как февральское небо, тоненькими лучиками просачивался сквозь дырочки микрофона. «Убийство синего света, — подумал Ральф, держа трубку на расстоянии вытянутой руки и глядя широко раскрытыми, неподвижными глазами на то, как синие лучи, извиваясь, падают на пол. До него доносился слабый, встревоженный голос Денизы Полхерст. — Никогда не хотел знать ничего подобного, но все равно мне это известно: убийство синего света».

Ральф поднес трубку к губам, умудрившись подальше отставить слуховую часть, излучавшую пугающие потоки ледяного света, похожие на сосульки. Он боялся, что если слишком близко поднесет эту часть трубки к уху, то рискует оглохнуть от холодной, яростной решимости Денизы.

— Передайте Биллу, что звонил Ральф, — сказал он. — Робертс, а не Роббинс. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку. Голубые лучи, отскочив от трубки, устремились к полу. Ральф снова подумал о сосульках, о том, как те падают ровными рядами, если провести рукой по карнизу после теплого зимнего дня. Эти сосульки исчезли, не долетев до линолеума. Ральф огляделся. В комнате ничего не светилось, не мерцало и не вибрировало. Ауры снова ушли. Он облегченно вздохнул, и в этот момент на Гаррисавеню засигналила машина.

В пустой квартире на втором этаже Ральф Робертс закричал.

4

Ральфу больше не хотелось чаю, но жажда не отступала. В холодильнике он нашел бутылку диетической пепси — без газа, зато холодная, — налил в пластмассовый стаканчик с выцветшей эмблемой «Красного яблока» и вышел на веранду. Он больше не мог оставаться в доме, пропахшем несчастливым бодрствованием. Особенно после случая с телефоном.

День стал еще прекраснее, если такое вообще возможно; ветер усилился, пронося сквозь ряды деревьев своры света и теней вперемешку с опавшими листьями. Ветер подгонял оборванных дервишей в красном, оранжевом, желтом вдоль тротуаров. Ральф повернул налево не потому, что сознательно хотел еще раз нанести визит площадке для пикников, а лишь из желания, чтобы ветер дул в спину.