32  

«Или стрелы, — подумал он. — Длинные черные стрелы. Аделия и полицейский из библиотеки крадутся вверх по лестнице, зажав длинные черные стрелы в зубах. Как насчет такого образа, друзья и соседи?»

Стрелы?

Почему стрелы?

Он не хотел думать об этом. Он устал от мыслей, которые вылетали из его некогда спокойного сознания с жужжанием ужасных вонючих пчел.

«Я не хочу думать об этом. Я не буду думать об этом».

Он выпил остатки молока с брэнди и опять лег в постель.

4

Он не стал выключать свет у постели и поэтому почувствовал себя спокойнее. Он подумал, что и впрямь может заснуть до того, как вселенная запылает в огне. Он подтянул одеяло к подбородку, положил руки под голову и посмотрел на потолок.

«Кое-что из всего этого в самом деле произошло, — подумал он. Не может быть, что ВСЕ галлюцинации… если только я на самом деле не в психиатрической клинике у Кедровой Стремнины, может быть, я уже там. лежу в смирительной рубашке, а воображаю, что лежу здесь, в своей собственной кровати».

Да, он произносил речь. Он использовал в ней шутки из «Спутника оратора» и стихотворение Спенсера Майкла Фриза из «Самых любимых стихотворений американцев». И поскольку ни той, ни другой книги не было в его скромной коллекции, ему надо было взять их в библиотеке. И Нейоми встречала Аделию Лортц, во всяком случае, слышала ее имя, да и мать Нейоми тоже. Да-да! Реакция была такой, как будто он разорвал хлопушку под креслом, на котором она сидела.

«Я могу проверить, — подумал он. — Если миссис Хиггинз знает это имя, другим людям оно тоже будет знакомо. Может быть, не этим ребятам из Чеплтона, совмещающим учебу с работой, а тем, кто давно живет в Джанкшн Сити. Фрэнку Стивенсу. например. Или Дейву Грязная Работа…»

В это мгновение Сэм наконец-то отключился. Он и не заметил, как пересек эту плавную границу между бодрствованием и сном; он не переставал думать, но мысли обрели более странные и невероятные очертания. Очертания стали сном. А сон стал кошмаром. Он снова был на Улице Углов, и три хмыря сидели на крыльце и корпели над своими плакатами. Он спросил Дейва Грязная Работа, что он делает.

«Эу, просто провожу время», — сказал Дейв и затем стыдливо повернул свой плакат, чтобы Сэм мог увидеть его.

На плакате был нарисован Простак Саймон. Его посадили на плевки, вокруг занимался огонь. Он сжимал пучок тлеющих красных лакриц в одной руке. Одежда на нем горела, но он был еще жив. Он пронзительно кричал. Под этой ужасной картиной было написано:

ОБЕД ДЛЯ ДЕТЕЙ В КУСТАХ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ

ПОЖЕРТВОВАНИЯ В ФОНД БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИИ

НАЧАЛО В 2 ЧАСА НОЧИ

ПРИХОДИ ТЫ. ПРИХОДИТЕ ВСЕ

«ЭТО ЧАО-ДЕ-ДАО!»

— Дейв, это ужасно, — сказал во сне Сэм.

— Вовсе нет, — ответил Дейв Грязная Работа. — Дети называют его Простак Саймон. Им нравится его есть. По-моему, это полезно для здоровья, правда?

— Посмотри! — закричал Рудольф. — Посмотри, это Сара? Сэм поднял глаза и увидел, что по замусоренной, заросшей сорняками площадке между Улицей Углов и комбинатом переработки вторичного сырья идет Нейоми. Она шла очень медленно, потому что толкала перед собой тележку, груженную экземплярами «Спутника оратора» и «Самых любимых стихотворений американцев». Она была в лучах заходящего солнца, мрачного яркого красного света горящей топки, и вдали длинный пассажирский состав медленно громыхал по рельсам, устремляясь в пустоту, на запад штата Айова. В йен было, по крайней мере, тридцать вагонов, и каждый вагон был черного цвета. Сэм догадался, что это был траурный поезд.

Сэм повернулся к Дейву Грязная Работа и сказал: — Ее зовут не Сара. Это — Нейоми. Нейоми Хиггинз из Провербии.

— Что ты, — сказал Дейв Грязная Работа. — Смерть идет, мистер Пиблз. Смерть — это женщина.

Пронзительно закричал Люки. Охваченный диким ужасом, он визжал, как свинья. «У нее мои ненаглядные! У нее мои ненаглядные! О боже мой, у нее мои едрены ненаглядные!»

Сэм повернулся, стараясь разобрать, о чем кричит Люки. Женщина подошла ближе, но это была уже не Нейоми. Это была Аделия. На ней была шинель мрачного серого цвета. На тележке, которую она катила перед собой, не было ненаглядных, как кричал Люки, а множество переплетенных красно-желтых хлыстов лакрицы. Сэм смотрел, а Аделия схватила хлысты и стала запихивать себе в рот. Вместо ровных протезов — длинные зубы неопределенного цвета. Они напомнили Сэму зубы вампира, острые и ужасно сильные. На лице отражалось, с каким усилием она разгрызала свое лакомство. Алая кровь текла изо рта на подбородок, а мелкие брызги застыли в воздухе розовым паром. Несколько пучков лакрицы воткнулись в заросшую сорняками землю, и из них струилась кровь.

  32  
×
×