Том 6. Третий лишний

Минут за десять до отправления в дверях возникла пьяная морда.

Я как заметил ее, так сразу почему-то всплыла в памяти фраза Михаила Михайловича Зощенко: «Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду». Ну здесь я, как и Зощенко обычно делал, несколько преувеличиваю. Никакого оружия у воркутянина, конечно, не было. Однако, скажу я вам, морда!

ИНОПЛАНЕТАРНАЯ

Просто «уголовная» тут никак не подходило.

Глубинную семантику или этимологию «уголовник» и «уголовный кодекс» не знаю. В детстве считал — от угла, куда нашкодивших ребятишек ставят носом. В зрелом возрасте решил, что это происходит от пятого угла, который старожилы в казарме заставляют искать новобранцев.

Но смешно и подумать было при поверхностном даже взгляде на воркутянина, что с подобной мордой человека куда бы то ни было можно было загнать, а тем паче сунуть носом в угол.

Вес далеко за центнер, синие джинсы из дерюги, свитер и сапоги на железобетонной подметке. Скажете, я не мог с первого поверхностного взгляда угадать материал инопланетарной обувки? Правильно. Узнал позже.

— Мы, тля, дядя, по газу и углю, а ты, тля, мильтон? — спросил воркутянин, ткнув пальцем в нашивки моей аккуратно повешенной на плечики формы. (Необходимо отметить, что он никак не оскорблял меня и не обзывал тлей, нет! Просто из приличия я вынужден заменить одну букву слова-паразита инопланетянина.)

— Моряк, — сказал я.

— Капитан?

— Да.

— Милиции капитан, тля?.. Ну и фиг с тобой!.. — И он переключился на Сидора Петровича: — Э-э-э-э, борода! Из ветеранов, значит?.. Поджиг мой где? Э… Помню, уговорил я одного ветерана выступить о первом коммунистическом субботнике, да… Он на халяву поломался, наконец за пол-литра согласился. Рассказывает: «Вообще-то, дорогие товарищи, должен признаться, что был на ентом субботнике только свидетелем. Вижу вокруг одного корявого бревна много народа шевелится, ну, любопытно стало, приблизился. Тут ко мне маленький такой подходит, картавый, с бородкой, говорит очень вежливо: „Не желаете, гражданин, бревно тащить?“ Нет, говорю, нет моего желания. Он извинился культурно и отошел. Сразу другой подходит — тоже с бородкой, но уже клинышком и без картавости, без вежливости, ростом повыше и такой жилистый, говорит: „Значит, это вы, гражданин, бревно тащить не желаете?“ Да, говорю, нет моего желания на данный момент бревно тащить. „Ну, — говорит, — ежели не желаете бревно тащить, то попилить придется“. Где же, спрашиваю, тут пилить-то? Нигде даже и козла, тля, не видно — никакого приспособления для пиления! „Вы, гражданин, — говорит, — меня не поняли, попилить в тайге придется“. Тут меня с обеих сторон под локотки и поехали…» Так вот этот чертов ветеран после пол-литра выступил! Меня потом по парткомам затаскали… Боюсь вашего брата. Особо тех, которые живого Ильича видели. Ты, борода, случаем, штурмом Зимний не брал?

Приходится опять отвлекать ваше внимание к своей особе, но не могу не объяснить, что когда сам я трезв, то органически не выношу даже чуть пригубивших. Воркутянин же был надравшись до положения риз, как говорили в те времена, когда отцы церкви еще не были озабочены безнравственностью женской аэробики.

— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, — пригласил Сидор Петрович. — А сытому-то попу пояс и не к сану! И поджиг ваш я не брал.

— Поп, значить? — удивился воркутянин.

— Да, — скупо сказал Сидор Петрович.

— Воркута… уголь… газ… строй… труба, тля! Европе прикурить даем! — объяснил воркутянин и уселся на мое «Новое время». Затем протянул волосатую лапу, схватил бутылку с боржоми, привычно отмерил растопыренными пальцами треть жидкости и принялся раскручивать бутылку — так делают, когда изготавливаются глотнуть из горлышка. Совершая эти действия, он разглядывал святого отца — этак тупо, но и хитро разглядывал.

— Пожалуйста, пожалуйста, пейте! — несколько суетливо для дельтапланериста сказал иерей.

Пришелец уже вовсю изготовился опрокинуть в пасть вращающуюся жидкость, когда я не сдержался и строго сказал:

— Отдай мой журнал и возьми стакан, Иуда!

— На-кась, тля, выкуси! — сказал Иуда, но все-таки вылил боржоми не в глотку, а себе на курчавую башку.

— Ax! — с восхищением сказала сиреневая девушка и потеребила «молнию» на своих беленьких джинсах.

Воркутянин фыркнул, встряхнулся, удачно поставил на стол уполовиненную бутылку и вдруг узрел зажигалку.