— Дяденька, а как вы их будете убивать?
— Не твое дело, — сказал он.
Когда оба мешка душегуба битком набились кошками, он завязал эти рогожные мешки вожжами.
Штук пять кошек не поместились, сидели на ступеньках и вопросительно смотрели на Кошкогуба своими сверкающими глазами. Он взял мой рюкзак, раскрыл его, и кошки одна за другой сами запрыгнули в рюкзак.
— И все дела! — сказал душегуб. — Пошли. Сейчас узнаешь, как я душу их души. — И надел на меня рюкзак, в котором сразу зашевелились и замяукали кошки; кажется, они там перегрызлись…
Я так настойчиво пишу про кошек и котов, ибо здесь — в кашалоте — очень пахнет рыбой, а широко известно, что кошки любят рыбу…
Рерих к гробу Врубеля принес много сирени. А Блок не был знаком с Врубелем, но говорил речь над его могилой на Новодевичьем кладбище. Все они были сумасшедшие…
Да, про душегуба.
Он перекинул свои мешки через правое плечо, надел рукавицы, поднял воротник у полушубка, и мы пошли вниз. Мы спустились по лестнице и вышли в черную метель. Из окон нашего странного дома не лучилось даже одного лучика.
— Дяденька, сколько вы их уже погубили? — спросил я.
— Помолчи, малыш, а то горло простудишь, — сказал душегуб.
— А почему у вас нет глаза, ушей и ноги? — спросил я. — На войне потеряли?
Он не ответил, ему трудно было шагать с двумя мешками, битком набитыми котами и кошками, по обледенелым булыжникам нашего двора на деревяшке с резиновой нашлепкой.
— Где мы будем их убивать? — спросил я.
— Потерпи, малыш. Дойдем до поворота шоссе, и узнаешь. И все дела.
До поворота было около километра. Мы прошли этот путь не разговаривая.
Там душегуб сказал:
— Садись в сугробик, на обочину.
Я присел на корточки.
Душегуб свалил с плеча мешки с кошками и снял с меня рюкзак. Потом, тяжело опираясь о мою голову, сел рядом в сугроб, перевел дух, вытащил бутылку водки и глотнул из нее.
— Трех машин надо дождаться, — сказал душегуб. — Два мешка и твой рюкзак. А может, и одной хватит. И все дела.
— Вы их под машины бросаете? — спросил я.
— Увидишь.
Тьма, метель, пустое загородное шоссе. И руки мерзли даже в карманах пальто — я забыл рукавицы. Вероятно, я проныл что-нибудь о том, что хочу назад домой, к маме.
Душегуб не ответил, развязал рюкзак, достал верхнего кота, потряс его перед собой, держа за шкирку, любуясь здоровенным черным существом. Кот начал орать и по-всякому извиваться.
— На, возьми, — сказал душегуб. — Руки в нем погрей. У этого кота жена небось, что твой гвардейский гренадер. И все дела.
— Он убежит, — проныл я.
— Нет, — сказал душегуб. — Мы их убивать не будем. И они об том знают. К чухнам отправим. Они богато живут. И все дела. Ты только молчи. Тетки пронюхают — утром четвертинку не отдадут.
— А кто такие чухны?
— Финны. Чего-то машин долго нет. Как бы меня ненароком здесь опять молнией не шарахнуло.
— Зимой молний не бывает, — сказал я, грея руки в коте, который не вырывался.
— Меня всюду находят и наказывают. И за что наказывают? Первый раз был вроде тебя малолетком. Утром коров выгоняю в поле, молния прилетела — и нет одного уха… Гляди получше, у тебя глаза молодые, там что, фары? Машина? Стань на дорогу и руки крестом раскинь. Шоферы маленького пожалеют, приостановятся. Скажешь: заблудился, мол. Понял? И все дела!
— Я боюсь. Машину занесет, как они тормознут.
— Соображаешь, малыш. Для того тебя и взял, чтобы они притормаживали. Как я с одной ноги мешки в кузов заброшу? Незаметно надо, чтобы шофер не видел.
— Страшно, дяденька, — проныл я.
— Всем страшно, — сказал душегуб.
Я вышел на шоссе и раскинул руки крестом.
Черный кот повис на пальто, царапался и отчаянно орал.
В свете приближающихся фар кот засверкал огромным синим брильянтом.
Грузовик затормозил, душегуб закинул в кузов два мешка и вытряхнул туда же из моего рюкзака оставшихся четырех кошек.
Рюкзак он отдал мне.
А когда грузовик уехал, сказал:
— Жди, малыш. Пройдет много лет, ты будешь уже большой, и грустный, и больной, и к тебе придет мой сын. Он твой погодок. Его звать Леха. Потом пройдет еще много лет, и тебе станет совсем одиноко. И тогда к тебе придет моя внучка и дочка Лехи. Ее будут звать Соня. Она тебе поможет, но потом умрет. Ее убьет метеорит. Не бойся, малыш. Иди домой и жди их. И все дела. Ты их узнаешь, как я узнал тебя сквозь замочную скважину…