Концерн

– Леночка, ты это… Люди ведь смотрят, – попытался он урезонить жену, но привычной твердости в голосе нет. Да какая тут твердость, если он растекается как нагретый воск.

– Ну и пусть смотрят.

– Вот хотел же поставить высокий забор.

– От кого прятаться решил, медведище? Есть будешь?

– Ага, и не только.

– Насчет «не только» обождешь. А обед Глаша уже накрывает. Пошли.

– Мишка-то где?

– Спит твой богатырь. Время-то обеденное.

Вот так. Сама метр в прыжке, а с видом завзятой собственницы ухватила живую гору за руку – считай, повисла на ней – и повела мужа в дом. Кормить.

– Ты надолго? – когда с обедом было покончено, поинтересовалась Лена.

– До понедельника.

– Ого. Целых два дня дома пробудешь. Замечательно. Обязательно съездим в центр, Мишеньке очень понравилась кондитерская на Светланской. Ее только месяц как открыли.

Сынок, которому едва исполнилось полтора года, был непоседой и гордостью родителей, а еще он оказался ужасным сластеной и был чрезвычайно охоч до сдобной выпечки. Семен припоминал, что по рассказам матери и сам был не дурак поесть сладкого или булочки, особенно с пылу с жару, пока не остыли. Многие утверждают, что это вредно – возможно, они и правы, тем паче имеют ученые степени, – но зато до чего же вкусно.

– Обязательно сходим. Я тоже хочу сладкого. У нас там не то что сладкого, а вообще разнообразия в еде, считай, никакого.

– Ну и зачем тебе нужно сидеть в той тайге? Вон Антон сам и сидел бы, – обиженно проговорила Лена. Однако Семен знал: не со зла она брюзжит на Песчанина, тот у них с Анечкой прямо-таки в любимцах ходит, просто хочет почаще видеть рядом мужа.

– Не дуйся. Каждый занимается своим делом. Сергей сидит во Владивостоке, а мы с Антоном вечно в разъездах.

– А то, что ты на войну укатил, тоже работа?

– Это нужно было для дела.

– А…

– Эту тему закрыли. – Как ни любил Семен жену и ни млел при виде нее, это он произнес твердым голосом.

У Гаврилова вообще проявилась странная сторона характера. Как выяснилось, дома он превращался в самого настоящего подкаблучника, и Лена вертела им как хотела. Пожелай она – и могла бы, забравшись ему на голову, сплясать задорную кадриль. Но если она пыталась переступить грань, за которой начиналась работа Семена, то тут же натыкалась на непробиваемую стену.

Поднявшись со своего места, Лена уютно устроилась на коленях мужа и прижалась к его необъятной могучей груди. Сам собой вырвался тяжкий вздох, на глаза навернулась слеза, и она уткнулась в грудь Семена, забавно шмыгнув носом.

– Этот сатрап опять тебя куда-то усылает? – глухо проговорила она.

– А ты откуда… – договаривать он не стал. Понятно. Женское сердце. Поди его обмани, если речь заходит о любимом человеке. – Так надо. Для дела.

– Надолго?

– На этот раз да.

– С тобой нельзя?

– Нет, Леночка. Там, куда я направляюсь, и медведей не сыщешь. – Вот ей-ей, ни единого слова лжи. Нет там медведей – если только разные гады ползучие да акулы.

– Вот неугомонный. Сам ни минуты на месте усидеть не может – и тебе не дает. Какая все же Аня счастливая. Ее-то Сергей все время дома, если только на заводе или в НИИ задержится, но обязательно позвонит, предупредит. Знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что Антон все время куда-то опаздывает. Сам бежит и вас все время подгоняет.

– Ну, в чем-то ты права.

– Не в чем-то, а во всем. Да ваши рабочие побольше вашего отдыхают. Ну, вот скажи, когда ты в последний раз водил меня в театр?

– Малыш, ну не начинай.

– Ладно, медведище. – Лена ласково потрепала мужа за чуб, а затем серьезно заметила: – За своей беготней этот мо?лодец всю свою жизнь под откос пустит.

– О чем это ты?

– А то ты не знаешь. Светочка Науменко мне проходу не дает. Как увидит, тут же подходит. Напрямик спросить стесняется, но всячески старается узнать все об Антоне. Где он, что делает, здоров ли.

– Лена, ей же девятнадцать.

– Ну и что. А Антону только тридцать один. И потом, из них получилась бы прекрасная пара.

– Ты же знаешь, что Антон на месте не сидит, – ну что это будет за семья?

– Ничего, ты тоже все время в разъездах был, а теперь и дома бываешь. Глядишь, если ему будет куда возвращаться, а не в опостылевшую гостиницу, то и он стремился бы домой.

– Может, ты и права. Да только он-то считает себя старым для Светы.

– Значит, она ему не безразлична?

– Откуда мне знать.

– Не увиливай. – Семен прекрасно знал, что когда его жена начинала говорить подобным тоном, то в самом скором времени она добьется своего, поэтому, тяжко вздохнув, он стал колоться как грецкий орех.