37  

Глядя на свою руку, будто она принадлежала кому-то другому, он по одному разгибал пальцы, пока желтый атлас не скользнул вниз. Мэтью повернул Дейзи лицом к себе, глядя в глубины ее карих глаз.

– Мэтью, – выдохнула она. Впервые Дейзи назвала его по имени.

– Да? – Он старался за сдержанным ответом спрятать обуревавшие его эмоции.

– Вы раньше сказали... Вы не говорили, что не женитесь на мне ни при каких обстоятельствах... вы сказали, что не можете жениться. Почему?

– Поскольку этого никогда не произойдет, причина несущественна.

Дейзи нахмурилась, чуть надув губки, и его снова охватило неудержимое желание поцеловать ее.

Мэтью отодвинулся, давая ей дорогу. Дейзи повиновалась молчаливому сигналу.

Но когда она задела его рукой, Мэтью схватил ее запястье, и Дейзи снова оказалась в его объятиях. Он не мог удержаться и целовал ее так, будто она принадлежала ему навеки.

«Вот что я чувствую к тебе», – говорил он яростным всепоглощающим поцелуем. «Вот чего я хочу». – Мэтью почувствовал, как ее тело вновь напряглось от возбуждения, и понял, что может довести ее до кульминации здесь и сейчас, если он проберется под ее платье и....

Нет, сурово сказал он себе. Дело и так зашло слишком далеко. Сообразив, что едва не потерял контроль над собой, Мэтью с тихим стоном оторвался от Дейзи и легко оттолкнул ее от себя.

Она пулей вылетела из библиотеки. Край желтого атласного платья мелькнул у дверного косяка и исчез, как последний закатный луч скрывшегося за горизонтом солнца.

Мэтью уныло размышлял, как теперь общаться с Дейзи, будто ничего не произошло.

По освященной веками традиции хозяйка загородного владения была для арендаторов и селян благодетельницей. Ей надлежало проявлять участие, давать советы, жертвовать нуждающимся пищу и одежду. Лилиан охотно исполняла свой долг, но в нынешнем ее положении это было невозможно.

О том, чтобы попросить Мерседес заменить старшую дочь, и речи быть не могло. Для такого дела Мерседес слишком резка и нетерпелива. Она не любила находиться среди людей. Пожилые в ее присутствии чувствовали себя неловко, и что-то в ее тоне неминуемо заставляло детей плакать.

Следовательно, выбор пал на Дейзи. Она вовсе против этого не возражала. Ей нравилось самой править пони, запряженным в тележку, доставлять пакеты и банки, читать тем, кто плохо видит, и выслушивать местные новости. Более того, неофициальность поручения позволяла ей не наряжаться и не тревожиться о педантичном соблюдении правил этикета.

Была еще одна причина, по которой Дейзи с удовольствием отправилась в деревню. Порученное дело требовало отъезда из особняка и занимало ее мысли, отвлекая от размышлений о Мэтью Свифте.

Прошло три дня с той ужасной игры в гостиной и ее последствий – сводящих с ума поцелуев Мэтью. Все эти три дня он относился к ней, как всегда, холодно и вежливо.

Дейзи почти поверила, что все случившееся – плод ее фантазии, если бы всякий раз, когда она оказывалась рядом со Свифтом, ее сердце не трепыхалось, как испуганный воробей.

Ей хотелось обсудить это с кем-нибудь, но такой разговор станет убийственным для нее и будет похож на предательство. Не зная, кого именно предаст, Дейзи лишь понимала, что все неправильно. Она плохо спала по ночам, а днем была рассеянной и неуклюжей.

Решив, что заболела, Дейзи отправилась к экономке и, описав симптомы своего недомогания, получила ложку отвратительной касторки. Лекарство нисколько не помогло. Хуже всего было то, что она не могла сосредоточиться на книгах. Снова и снова перечитывала она страницы, ничего не понимая и не находя в них интереса.

Дейзи никак не могла успокоиться и решила, что надо перестать думать о себе и сделать что-нибудь для других.

Утром она выехала в открытой повозке, запряженной крепким пони по кличке Хьюберт. Повозка была нагружена банками с едой, рулонами фланели, головками сыра, свертками с говядиной, беконом, чаем, бутылками портвейна.

Поездки стали взаимным удовольствием. Жителям деревни веселая дружелюбная Дейзи нравилась. Они не раз веселили ее, лукаво описывая старые времена, когда с благотворительными целями приезжала матушка нынешнего графа Уэстклифа.

Вдовствующая графиня распределяла свои подарки нехотя, ожидая великой благодарности. Если женщины не приседали перед ней в глубоком реверансе, графиня кисло интересовалась, гнутся ли у них ноги. Она также задала, чтобы с ней советовались, как назвать детей, и поучала относительно взглядов на религию и гигиену. Хуже того, графиня привозила продукты навалом, в одной коробке. Мясо, овощи и сладости превращались в неаппетитное месиво.

  37  
×
×