Пир стервятников

Король поразмыслил, слизывая мед с пальцев.

— Когда сир Лорас вернется, я научусь владеть мечом, копьем и булавой, как он.

— Научишься, но не у сира Лораса, — пообещала Серсея. — Он уже не вернется, Томмен.

— Маргери говорит, что вернется. Мы молимся за него. Просим Матерь его помиловать, а Кузнеца — дать ему сил. Элинор говорит, что это самый трудный бой сира Лораса.

Мать пригладила его золотые кудри, так напоминавшие ей о Джоффе.

— Ты проведешь день с женой и ее кузинами?

— Не сегодня. Маргери сказала, это день поста и очищения.

Поста и очищения? Ах да, канун Девичьего дня… Серсея давно уж и думать о нем забыла. Маргери третий раз замужем, а все еще прикидывается девицей. Вся в белом, она поведет свой курятник в Септу Бейелора, и зажжет высокие белые свечи перед изваянием Девы, и украсит ее шею пергаментными цветами. Не весь, однако, курятник. В Девичий день вдовам, матерям и шлюхам ход в септу заказан, равно как и мужчинам, — нельзя осквернять священные гимны невинности. Только девственницы могут…

— Я сказал что-то не так, матушка?

Серсея поцеловала сына в лоб.

— Ты просто умница, дорогой мой. Беги поиграй с котятами.

Отпустив Томмена, она вызвала к себе Осни Кеттлблэка. Он явился прямо со двора, весь в поту, и успел раздеть ее глазами, пока преклонял колено.

— Встаньте, сир, и сядьте рядом со мной. Вы славно мне послужили однажды, теперь вам предстоит более трудная служба.

— Услуга за услугу, моя королева.

— С этим придется подождать. — Она провела кончиками пальцев по шрамам у него на лице. — Помните шлюху, которая наделила вас ими? Когда вернетесь со Стены, я отдам ее вам, хотите?

— Я хочу только вас.

Правильно отвечаете, сир.

— Для начала вы должны признаться в измене. Грехи, если о них умолчать, загнивают и могут отравить душу. Я знаю, как тяжело вам живется с таким грузом на совести. Давно пора сбросить бремя.

— Бремя? — удивился Осни. — Я ведь говорил Осмунду, что Маргери только дразнится. Никогда не позволяет мне больше, чем…

— Вы защищаете ее, как истинный рыцарь, — перебила Серсея, — но жить нераскаянным грешником рыцарю тоже не подобает. Этой же ночью вы пойдете в Септу Бейелора и обратитесь к верховному септону. Когда грех так черен, только его святейшество в силах избавить человека от адовых мук. Вы расскажете ему, как прелюбодействовали с Маргери и ее кузинами.

— Как, и с кузинами тоже? — заморгал Осни.

— С Меггой и Элинор, но не с Эллой. — Эта черточка сделает весь рассказ более правдоподобным. — Элла плакала и умоляла других не грешить больше.

— Только с Меггой и Элинор? Или с Маргери тоже?

— Ну разумеется. С ней в первую очередь. — Она открыла ему все, что задумала. Он, слушая, медленно проникался и наконец сказал:

— Когда ей отрубят голову, я хочу получить поцелуй, который она мне так и не подарила.

— Целуй ее сколько хочешь.

— А потом что? Стена?

— Ненадолго. Томмен — великодушный король.

Осни поскреб исполосованную шрамами щеку.

— Обычно, когда я лгу, то говорю, что к такой-то женщине даже не прикасался, а она уверяет, что еще как прикасался… но верховному септону мне лгать как-то не приходилось. За это, поди, в преисподнюю посылают — в ту, что похуже.

Королева опешила — она никак не ожидала встретить страх божий в ком-то из Кеттлблэков.

— Ты отказываешься повиноваться мне?

— Нет, не отказываюсь. — Осни потрогал ее золотой локон. — В каждой лжи, говорят, есть доля правды… это ей вкус придает. А вы посылаете меня рассказать, как я спал с королевой…

Серсея едва удержалась от пощечины. Но она зашла слишком далеко, и на кону стоит слишком много. Все, что я делаю, делается ради Томмена… Она взяла руку Осни в свою и поцеловала. Воинская рука, жесткая, мозолистая. У Роберта были такие же руки.

— Никто не сможет сказать, что я сделала из тебя лжеца, — прошептала она, обняв его за шею. — Дай мне час и приходи в мою спальню.

— Мы и без того долго ждали. — Он рванул лиф ее платья, и шелк лопнул с треском, который, как показалось ей, слышала половина Красного Замка. — Снимай остальное, пока я все не порвал. Только корону оставь — очень уж ты мне в ней нравишься.

ПРИНЦЕССА В БАШНЕ

Арианна утешалась тем, что условия ее заключения не были строгими. Разве стал бы отец так заботиться об ее удобствах, если бы собирался казнить ее как изменницу? Не может он лишить меня жизни, говорила она себе в сотый раз. Такая жестокость совсем не в его натуре. Я его кровь, его семя, его наследница, единственная его дочь. Если так нужно, она бросится под колеса его кресла, признает свою вину, будет молить о прощении. И заплачет. При виде слез отец простит свою дочь.