74  

Дальше – очевидно. Они с Черепановым сыграли роль того снежка, на который «наматывается» шар снеговика. Пока нападавшие, разделившись, жгли дома и добивали порознь их хозяев, Коршунов стал «центром кристаллизации» организованного сопротивления. И спустя очень небольшое время очистил село от врагов и атаковал с тыла тех, кто штурмовал крепость. Поступок, безусловно, храбрый, но абсолютно неразумный. Сейчас Алексей это прекрасно понимал. Даже половины штурмующих хватило бы, чтоб смять и уничтожить Коршунова и его только что собранную команду, которую и командой-то назвать было нельзя, поскольку каждый был – сам себе командир, никакой сплоченности рядов. Но тут сельчанам просто повезло. Потому что квеманы допустили третью ошибку: не смогли в темноте адекватно оценить силы противника. И отступили. Вполне грамотно, надо признать, отошли к броду, форсировали реку и растворились во мраке.

То есть защитникам просто повезло, а нападающим – нет. Если, конечно, целью квеманов был полный разгром поселка, а не захват пленников. Коршунов когда-то читал, что у тех же древних ацтеков, к примеру, задачей войны было не убийство врагов, а захват их живьем с целью последующего принесения в жертву. Выходит, вполне возможен, например, такой расклад: квеманы отступили не из боязни потерпеть поражение, а не желая дальнейших потерь. Но одно ясно: здешняя военная тактика далека от совершенства. И это дает Коршунову некоторые преимущества…

С квеманскими трупами закончили. Травстила ушел куда-то, а Коршунов отправился на речку. Ощущение было такое, словно на теле еще один панцырь [13] – из пота, крови и грязи. Влез в воду, вымылся пучком водорослей, одежду прополоскал. Полегчало. На всякий случай обработал царапины антисептиком из аптечки.

А вокруг, если в сторону села не смотреть,– все та же идиллия. Солнышко, песочек, водичка…

Алексей долго сидел, бездумно глядя на противоположный берег. Ничего не хотелось. Никто его не тревожил. Один раз подошел Книва, положил рядом лепешку с куском козьего сыра. Сам посидел немного, потом ушел. Сыр обсели мухи. Коршунов смотрел на них равнодушно. Есть тоже не хотелось…

…Проснулся оттого, что ощутил на себе чей-то взгляд. Сверху. Первое движение (непроизвольно) – к топору. Черт, уже рефлекс выработался! Коршунов отдернул руку, поднял глаза.

Сначала увидел мохнатые лошадиные ноги, потом человеческие – по бокам, без стремян, потом черную лошадиную голову, узду с целой гирляндой золотых побрякушек, вороненый отлив панцыря – и, на фоне неба, бородатую голову, увенчанную круглым шлемом.

От всадника веяло силой и тяжестью. Словно от конной статуи Императора. Береговой обрыв был пьедесталом, а Алексей – в одних портках, взъерошенный со сна – ничтожным зрителем…

Коршунов спохватился. Быстро, но без торопливости надел рубаху, обулся, подпоясался. Затем подхватил оружие, свернутую в рулон трофейную крутку с привязанным шлемом, взбежал вверх по косой тропке…

Всадник был не один. Целый отряд. Человек пятнадцать. Все – верхами, вооруженные, ладные и ухоженные. Что кони, что люди. Позади толпились поселковые: Сигисбарн, Книва, Вутерих… Пришельцы были явно того же племени, но чем-то неуловимо отличались. Вождь с дружиной?

Похоже. Тот, кого Коршунов увидел первым, определенно вождь. Широкий, кряжистый. Обветренная кожа, борода лопатой, перевитые жилами ручищи… А взгляд умный. Пронизывающий. Испытующий…

Коршунов глаз не отвел. Даже когда наклонился, чтобы положить на траву сверток.

Всадники за спиной вождя негромко переговаривались, поглядывали то на Коршунова, то на противоположный берег.

– Агилмунд,– негромко произнес вождь.

Здоровенный парень с гривой рыжеватых волос и темно-русой бородкой ловко соскочил с коня, подошел к Коршунову, обогнул его и остановился за спиной.

Увидев, как движется дружинник, Коршунов понял, чем вновь прибывшие отличаются от местных. Примерно тем же, чем матерый мужик-контрактник, отвоевавший в дюжине точек, отличается от выпущенного из учебки младшего сержанта ВДВ. И Алексей понял, что имел в виду Черепанов, когда говорил, что поселковые – не воины, а просто вольные землепашцы с оружием. Понял, когда увидел воинов . И краснорожий мужик на вороном коне был первым из них.

Между конских боков протиснулся Книва, что-то бросил рыжеволосому. Потом повернулся к Коршунову, произнес четко:

  74  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×