"В бойцовском зале возбуждённо шумели зрители, резко выкрикивал рефери:...
Заткните поплотнее уши и постарайтесь понять, каково это — не знать, как...
— Пинг-понга, — поправил Ларри машинально. — Как ты думаешь, почему Гарольд задергивает шторы?
— Чтобы никто не мог заглянуть внутрь, наверное, — сказал Лео. — Он занят какими-то тайными вещами. Он там прячется, как труп.
Они дошли до угла Бродвея и повернули на юг. Им встретился Дик Воллмен. Он приветственно махнул Ларри и Лео. Они помахали ему в ответ.
— Тайными вещами, — вслух повторил Ларри.
— Может быть, он там молится темному человеку, — небрежно обронил Лео, и Ларри дернулся, словно его ударило током.
— Ты действительно так думаешь? — спросил Ларри, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.
— Я не знаю. Но он не похож на нас. Он часто улыбается Но мне кажется, там какие-то черви у него внутри. Они заставляют его улыбаться. Большие черви, которые пожирают его мозг.
— Джо… то есть Лео…
Глаза Лео — темные, отсутствующие, китайские — внезапно прояснились. Он улыбнулся.
— Смотри, вон Дайна. Мне она нравится. Эй, Дайна! — закричал он, приветственно махнув рукой. — У тебя есть жвачка?
Дайна, занятая тем, что смазывала звездочку гоночного велосипеда, обернулась и улыбнулась. Она полезла в карман рубашки и достала пачку «Джуси Фрут». Со счастливым смехом Лео побежал к ней.
Эта мысль о белых червях за улыбкой Гарольда… как это Джо (нет, Лео, его зовут Лео) пришла в голову такая сложная — и такая кошмарная — идея? Мальчик был наполовину в трансе. И не только он один. Сколько раз за те немногие дни, что он пробыл здесь, Ларри замечал, как кто-нибудь останавливается на улице, как вкопанный, мгновение смотрит в пустоту, а потом идет дальше? Все изменилось. Казалось, само человеческое восприятие поднялось на новый уровень.
Это было чертовски страшно.
Ларри направился туда, где Лео и Дайна делили жвачку.
В тот день Стью застал Фрэнни за стиркой на маленьком дворике за их новым домом. Она обернулась и увидела его в воротах.
— Ха-ха, очень смешно. Сколько ты там уже стоишь, красавчик?
— Пару минут. Чем это ты занимаешься? Похоже на брачный танец дикой лесной утки.
— Ха-ха. — Она посмотрела на него холодно. — Еще одна такая шуточка, и спать тебе придется на кушетке. А можешь отправляться на Флэгстафф со своим дружком Гленом Бэйтменом.
— Послушай, но я не хотел…
— Здесь, между прочим, и ваша одежда, мистер Редман. Хоть вы теперь у нас и отец-основатель, но это не мешает вам иногда пачкать трусы дерьмом.
Стью усмехнулся, а потом вынужден был рассмеяться.
— Грубовато, радость моя.
— В данный момент я не склонна к вежливости.
— Когда моя жена занималась ручной стиркой, — сказал Стью, — она пользовалась стиральной доской. Помнится, у моей матери их было штуки три.
— Я знаю, — раздраженно сказала Фрэнни. — Мы с Джун Бринкмейер обошли пол-Боулдера в поисках этой штуки, но ни одной не нашли. Прогресс ушел далеко вперед.
Он снова заулыбался.
Фрэнни уткнула руки в бока.
— Уж не пытаешься ли ты поиздеваться надо мной, а?
Улыбка исчезла с его лица, и он обнял ее.
— Ты знаешь, как я тебе благодарен за то, что ты стираешь мою одежду,
— сказал он, — и я знаю, что беременной женщине лучше известно, чем ее мужчине, что ей можно делать, а что нет. Но, Фрэнни, к чему эти хлопоты?
— К ЧЕМУ? — Она посмотрела на него в недоумении. — Ну а что ты будешь носить? Будешь ходить в грязной одежде?
— Фрэнни, магазины полны одеждой. И у меня часто встречающийся размер.
— Ты хочешь сказать, что одежду надо выбрасывать, только потому что она г ря зн ая?
Он неуверенно пожал плечами.
— Ну уж нет, — сказала она. — Это старые штучки. Вроде тех коробок, куда упаковывали Биг-Маки, и одноразовых бутылок. Нет смысла начинать все сначала.
Он нежно поцеловал ее.
— Хорошо. Только следующая стирка — моя, ясно?
— Прекрасно, — сказала она лукаво. — А как скоро это будет? Когда я рожу?
— Когда мы починим электричество, — сказал Стью. — Тогда я притащу тебе самую большую стиральную машину на свете и сам запущу ее. А пока нам надо кое о чем поговорить.
— Предложение принимается. — Она крепко поцеловала его, и он ответил на ее поцелуй. По всему ее телу распространилось тепло (не тепло, а жар, не надо стесняться, я вся горю, и так бывает всегда, когда он целует меня), от которого напряглись ее соски, и появилась приятная тяжесть внизу живота.
— Прекрати, — сказала она, слегка задыхаясь, — а то одной беседой дело у нас не ограничится.