Противостояние

— это не ее отец. И то, что там лежит, вовсе не мертво.»

Что-то — кто-то, исполненное омерзительного веселья, было под скатертью, и лучше ей расстаться с жизнью, чем сдвинуть ее, но она… не могла… остановиться.

Ее рука вытянулась, замерла над скатертью и резко отдернула ее.

Он усмехался, но она не могла разглядеть его лица. От этой ужасной усмешки ее захлестнула волна ледяного холода. Да, она не могла разглядеть его лица, но чувствовала, какой подарок преподнесло это кошмарное видение ее неродившемуся ребенку — перекрученную пуповину.

Она спасалась бегством, из комнаты, из сна, просыпаясь, ненадолго выныривая на поверхность…

В три часа ночи она ненадолго очнулась от сна — ее тело, плавало в пене ужаса, а сон уже распадался и терял связность, оставляя после себя лишь чувство обреченности, напоминавшее прогорклый привкус во рту, который остается после какого-нибудь протухшего блюда. В промежутке между сном и бодрствованием она подумала: «Он, это он, Ходячий Хлыщ, человек, у которого нет лица.»

Потом она снова заснула, на этот раз без снов, и когда она проснулась на следующее утро, ночной кошмар не всплыл у нее в памяти. Но когда она подумала о ребенке у себя в животе, ее немедленно захлестнуло яростное желание встать на его защиту. Глубина и сила этого чувства смутили ее и немного испугали.

28

Вечером, накануне той самой ночи, когда Ларри Андервуд спал с Ритой Блэкмор, а Фрэнни Голдсмит спала одна и видела во сне свой загадочный, зловещий кошмар, Стюарт Редман ожидал Элдера. Он ждал его уже три дня, и на этот раз Элдер его не разочаровал.

После полудня двадцать четвертого Элдер приходил с двумя медбратьями и забрал телевизор. Но Стью телевизор был уже не нужен — все равно по нему передавали всякую запутанную чушь. Все, что Стью было нужно, — это стоять у зарешеченного окна и смотреть на город у реки.

Дым больше не поднимался над трубами текстильной фабрики. Цветастые пятна краски на реке исчезли, и вода очистилась. Большинство машин, выглядевших сверху как игрушечные модельки, разъехались со стоянки у фабрики и не вернулись обратно. За вчерашний день, двадцать шестое июня, из города выехало всего лишь несколько машин, да и тем пришлось пробираться между брошенными автомобилями, как горнолыжникам на слаломной трассе.

Город расстилался под ним как рельефная карта. Он выглядел абсолютно опустевшим. Сегодня в девять часов утра городские часы, отсчитавшие время от его заточения, пробили в последний раз. Весь день сегодня горело какое-то здание — то ли придорожное кафе, то ли универсальный магазин на выезде из города. Ни одна пожарная машина не появилась. К вечеру руины еще дымились, несмотря на прошедший днем небольшой дождик.

Стью предполагал, что Элдер отдал приказ убить его — почему бы и нет? Ну, будет одним трупом больше. Он знал их маленький секрет. Они не сумели найти лекарство и не смогли понять, чем его тело отличается от тех людей, которые умерли от этой штуки. А мысль о том, что вряд ли он найдет кого-нибудь, кому он сможет рассказать их маленький секрет, вряд ли придет им в голову.

Стью знал наверняка, что герой романа или телевизионной передачи обязательно нашел бы способ убежать отсюда. Черт, да и в жизни такие люди встречаются, но он к их числу не принадлежит. В конце концов он решил, что ему остается только одно — ждать Элдера и постараться быть готовым ко всему.

Медсестры называли Элдера доктором, но он им не был. Он был на середине пятого десятка, обладал тяжелым взглядом и не имел чувства юмора. Ни один из докторов до Элдера, не нуждался в том, чтобы держать Стью под прицелом. Стью испугался Элдера, так как понял, что не имеет смысла что-то обсуждать с этим человеком или умолять его о чем-нибудь. Элдер ждал приказов. Как только они поступали, он их выполнял. И ему никогда не пришло бы в голову усомниться в их разумности в свете свершающихся событий.

Красная лампочка вспыхнула над дверью ровно в десять часов вечера, и Стью почувствовал, как на ладонях и на лице у него выступает пот. Так было каждый раз, когда зажигался красный свет. Потому что когда-нибудь Элдер придет один. Он придет один, так как ему не нужны свидетели. Где-нибудь здесь, наверное, есть печь, в которой сжигают жертв эпидемии.

Элдер запихнет его туда. И никаких следов.

Элдер вошел внутрь. Один.

Стью сидел на больничной койке, положив руку на спинку стула. При виде Элдера он почувствовал знакомую пустоту в желудке. Все вокруг стало очень отчетливым, ярким, неторопливым. Ствол револьвера показался ему размером с туннель.