49  

Наоми рассмеялась; тем особым смехом, которым женщины умеют демонстрировать свое недоверие.

– Арделия сразу стала для всех своей в доску. Сейчас-то, когда прихожане ее вспоминают – если, конечно, такое случается. – они наверняка утверждают что-то вроде: «Я сразу поняла: с этой Лорц что-то неладное» или «Я ее мигом раскусила», но тогда все было иначе, вы уж поверьте мне. Все вились вокруг нее – и женщины наравне с мужчинами, – как пчелы вокруг первого весеннего цветка. Не прожив в городе и месяца, она устроилась помогать мистеру Лейвину, но еще за пару недель до этого уже преподавала детишкам из воскресной школы в Провербии.

Не знаю уж, чему именно она их учила, но готов биться об заклад на последний доллар – не Евангелию от Матфея. Малыши были от нее без ума…

Так вот, случилось так, что она привлекла мое внимание… да и я ей приглянулся. Сейчас вы, конечно, не поверите, но в те дни я был хорош собой. Крепкий и загорелый от постоянной работы на свежем воздухе, с соломенной шевелюрой и талией, которой, Сара, даже вы позавидовали бы.

Арделия арендовала загородный домик в полутора милях от церкви; небольшой такой курятничек на отшибе. В нем давно никто не жил, и домишко так нуждался в покраске, как одинокий путник среди песков – в стакане воды. Как-то раз – уже сентябрь в разгаре был – я увидел Арделию в церкви и предложил покрасить стены ее обители.

В жизни больше не встречал таких огромных глаз, как у нее. Должно быть, большинству людей они показались бы серыми, но стоило Арделии только посмотреть на вас в упор, и вы бы голову на отсечение дали, что они серебристые. А именно так она на меня в тот день и посмотрела. И запах от нее исходил какой-то удивительный. Неземной. Никогда с тех пор я его больше не улавливал. Нечто вроде лаванды, но не совсем лаванда. Почему-то мне всегда казалось, что именно так благоухают неведомые маленькие белые цветы, распускающиеся только после захода солнца.

Словом, она покорила меня с первого взгляда, сразила наповал.

Мы стояли совсем близко – наши тела почти соприкасались. На Арделии было бесформенное черное платье – в таких часто ходят старухи – и шляпка с вуалью; в руках она сжимала сумочку. Настоящая набожная пуританка. Да вот только в глазах ее ничего пуританского не было. Как раз напротив, сэр.

«Надеюсь, вы не собираетесь расписать стены моего домика рекламой табака?» – спросила она.

«Нет, мэм, – ответил я. – Я хочу только выбелить его как следует. Пару раз. Прежде я таким делом не занимался, но вам, поскольку вы у нас новенькая, готов сделать исключение. По-соседски, так сказать»…

«Это приятно», – сказала Арделия и прикоснулась к моему плечу.

Дейв кинул извиняющийся взгляд на Наоми.

– Может, не стоит вам дальше слушать, Сара? Сейчас самая пакость начнется. Ужасно стыдно, поверьте, но мне надо душу излить. Очиститься от всего, что мы сотворили с этой гадиной.

Наоми погладила его ссохшуюся, морщинистую руку.

– Говорите, Дейв. Не обращайте на меня внимания.

Он глубоко вздохнул и продолжил:

– Едва она ко мне притронулась, я понял: или эта женщина станет моей, или я погибну. Представляете – а ведь она только прикоснулась ко мне. Один-единственный раз! И Арделия тоже поняла, что со мной творится. Я прочел это в ее глазах. Ох и хитрющие же были эти глаза! И недобрые. Но возбуждали они меня неимоверно.

«Да, Дейв, – сказала она, – это будет вполне по-соседски. Я и сама хочу стать вам очень хорошей соседкой».

Я проводил ее до дома. Бросив всех своих приятелей у дверей церкви. Уж как они меня чихвостили! А ведь даже не представляли, насколько им повезло. Всем, кроме меня.

Мой «форд» стоял в мастерской, а у Арделии машины не было, так что нам пришлось идти пешком. Я был не против, да и Арделия не возражала. Мы отправились по Трумэн-роуд, которая в те дни была обыкновенным проселком, и преодолели почти половину пути, когда Арделия остановилась. Представляете нас вдвоем в разгар теплого дня посреди пустынной проселочной дороги? По одну сторону кукурузное поле Сэма Ордэя площадью в добрый миллион акров, а по другую – бескрайние кукурузные плантации Билла Хампа. Кукуруза выше наших голов и таинственно шелестит, хотя ветра нет. Мой дедушка, бывало, говаривал, что этот шелест – звук растущих побегов. Не знаю, правда это или нет, но впечатление завораживающее, скажу я вам.

«Взгляните! – вдруг говорит Арделия, указывая направо. – Видите это чудо?»

  49  
×
×