Бессердечный

Она задрожала. Ей с трудом удалось разжать губы и пролепетать:

– Мистер Маккаллок… спасибо, что вы пришли мне на помощь.

Филипп застонал, веки его затрепетали, а глаза раскрылись. Грудь его тяжело поднималась и опускалась, струйка крови стекала из уголка разбитого рта. Он отер кровь рукой.

– Ты понимаешь, что творишь?

– Там, откуда я родом, паренек, – ответил Сайрус, – мы не расположены к нежностям с мужчиной, который ведет себя подобным образом с девчушкой, если она не согласна с его желаниями.

Филипп сжал зубы, сбросил с головы сбрую и, шатаясь, попытался подняться на ноги. Эриел перебросила копну распустившихся волос на спину, попыталась отряхнуть с юбки солому, но ей это не удалось: она не могла унять дрожь в руках.

– Откуда вы узнали, что м-мы здесь?

– Услышал шум из своей комнаты. Она наверху. И решил спуститься и посмотреть, отчего такой шум.

– Благодарю вас. Не знаю, что бы случилось, если бы вы не спустились вниз.

В нескольких футах от них Филипп сжимал в кулаки бледные руки. Он смотрел на Сайруса Маккаллока с убийственной яростью.

– Я сын графа. Знаешь, что это значит, старик? За то, что ты сделал, проведешь следующие двадцать лет в Ньюгейтской тюрьме.

– Нет, не проведет, – твердо вмешалась Эриел, бросив на Филиппа столь же яростный взгляд. – Попробуйте сказать хоть одно слово, и я пойду жаловаться к Гревиллу. – Даже в слабом свете было видно, как побледнел Филипп. – Я не хочу неприятностей, как, должно быть, не хотите и вы. Никто из нас не проронит ни слова о том, что здесь произошло сегодня вечером. Вы меня слышите, Филипп?

Он грязно выругался и плюнул, провел рукой по волосам, стараясь их пригладить. Потом неохотно кивнул.

– Тебе лучше уйти отсюда, девчушка. Пока кто-нибудь вас не хватился.

Эриел кивнула и ослепительно улыбнулась Сайрусу Маккаллоку:

– Еще раз благодарю вас.

Бросив последний взгляд на Филиппа, она повернулась и поспешила прочь. Дверь за ней закрылась с глухим стуком, и тяжелый мясистый кулак шотландца еще раз обрушился на подбородок Филиппа Марлина.

Джастин стоял у темного окна своей спальни и смотрел, как Эриел выскользнула из дверей конюшни. В свете неполной луны, на мгновение выглянувшей из-за туч, он ухитрился разглядеть, что лиф ее платья располосован, а на боку зияет прореха. Длинные пряди светлых волос свисали вдоль щек, в волосах не было шпилек. Шали на ней не было. Прежде чем она скрылась в задней двери, он успел заметить на спине ее измятого платья прилипшую солому и грязь.

Джастин закрыл глаза, стараясь преодолеть тошноту. Грудь его сдавило так, что стало трудно дышать. Он вернулся домой через несколько минут после своего ухода, спокойно, без шума вошел в боковую дверь и направился наверх. Весь вечер он наблюдал за Эриел и видел ее растущее напряжение. Конечно, он сразу понял, что она лжет. И решил выяснить почему. Теперь он это узнал. Гнев в нем смешался с горчайшим отчаянием, и все тело его сотрясла дрожь. То, что он заметил на дорожке к конюшне Филиппа Марлина, было чистейшей случайностью. Он видел, как Филипп вошел в конюшню. До этого он слышал, как Эриел вышла из своей комнаты, и гадал, куда она собралась и почему не захотела ему сказать об этом.

Но как только он увидел Марлина, входящего в конюшню, правда обрушилась на него как удар, хотя сначала он отказывался поверить своим глазам. Он ждал, не сводя глаз с конюшни, надеясь, что ошибся, моля Бога, чтобы Эриел не пошла к Филиппу, что есть какое-то иное объяснение ее поведению. Он представил, как застигнет их, но в прошлом однажды он уже испытал унижение из-за Марлина и не собирался повторять этот опыт. Вместо этого он стоял у окна и смотрел, и сердце его разрывалось от боли, а руки вспотели, и все-таки он молил Бога, чтобы его подозрения не оправдались.

Наконец Эриел появилась из конюшни в платье, перепачканном грязью, с прилипшей соломой и со спутанными волосами. Было очевидно, что она ходила на свидание с Марлином, и боль, нараставшая в нем с каждой минутой, прорвалась, как нарыв. Эта боль не оставляла его, разъедала изнутри. Он был готов умереть. Он и не представлял, что способен так страдать, что боль может быть такой невыносимой. И эту боль ему причинила Эриел. Она уничтожила защитную стену, столь заботливо выстроенную им, она оставила его незащищенным и уязвимым, сломленным, с кровоточащей раной в сердце, она сломала жесткую, но хрупкую скорлупу, покончив со сдержанным и уравновешенным мужчиной, каким он был прежде. Он возненавидел ее. За то, что она сделала его слабым. За то, что она предала его с Марлином.