Сорванная вуаль

– Тогда жаль, что она убила себя, – сказал Хамден. – Я был бы не прочь познакомиться с таким интересным созданием.

Марианна пыталась понять по его тону, не догадался ли он, но Хамден, казалось, не сознавал иронии в своих словах.

А Гаррет? Мог ли Гаррет, услышав все это, не догадаться? Марианна сомневалась в этом, но в душе лелеяла надежду, что он не увидел связи между этими фактами.

Разговор за столом перешел на другую тему. Марианна сидела молча и лишь изредка поглядывала на Гаррета.

Выражение его лица ни о чем ей не говорило. Марианна несмело улыбнулась ему, он коротко кивнул. Сердце екнуло у Марианны в груди.

Он знал. «Нет, – сказала Марианна себе, – не предполагай худшего, иначе допустишь ошибку и скажешь что-нибудь, чего не следует говорить. Возможно, Гаррет ни о чем не догадался».

Марианна промучилась весь обед, всеми силами стараясь не показать страха, терзавшего ее. Вдруг поднялся Уиклифф и сказал:

– Я желаю произнести тост.

• Пять раз я пью за здоровье,
• О, Хелен, сердца моего желанье,
• Пять раз я пью твое здоровье
• От всей души, пылающей любовью.

Марианну позабавили неуклюжие стихи Уиклиффа. Она едва сдержала улыбку, наблюдая, как он с серьезным видом выпил полный бокал, затем повторил стихи и выпил еще четыре полных бокала.

Однажды она слышала об этом обычае, популярном в Европе. Мужчины пили столько раз за здоровье любимой женщины, сколько букв было в ее имени. Марианна, глядя, как от вина краснеет лицо Уиклиффа, подумала, что интересно было бы посмотреть на эту Хелен.

Тут встал Хамден. Он грустно подмигнул Марианне и произнес тост:

• Шесть – это совершенство,
• Так совершенна моя леди Табита,
• И пусть она отвергнет страсть мою,
• Я за ее здоровье все же пью.

Выпив шесть бокалов, Хамден сел, наклонился к Марианне и шепотом спросил:

– Не очень я хороший поэт, не так ли?

– Нет, – также шепотом ответила она. – Но скажите, кто эта Табита?

– Моя последняя любовь, если хотите знать, хотя она разыгрывает скромницу передо мной. Я думал, что добьюсь своего. Ее здесь нет, но ее брат сидит рядом с леди Суонсдаун, и он обязательно скажет ей, если я не выпью за ее здоровье. Полагаю, я должен поблагодарить ее за длинное имя. Оно дает мне повод как следует напиться.

Марианна рассмеялась, но тут заметила, как поднялся Гаррет. В комнате наступила гробовая тишина. Марианна была уверена, что все слышат, как громко стучит ее сердце.

Гаррет поднял серебряный кубок и произнес:

• Прекрасна леди, о которой говорю,
• Ее походка, речь достоинства полны.
• Не знаю имени ее – оно покрыто ложью слов,
• Но время настает сорвать с него покров.

Марианна слышала, как все вокруг зашептались о странном тосте Гаррета. Она сидела, положив сжатые в кулаки руки на колени, и молча смотрела, как он выпил вино и снова наполнил свой кубок.

С каждым разом, когда Гаррет опустошал и вновь наполнял кубок, кровь все сильнее стучала в висках у Марианны. Она считала тосты, и ее сердце чуть не выскочило из груди, когда он налил себе пятый кубок.

Граф Фолкем пил не за здоровье цыганской девушки Мины. Он пил за здоровье леди Марианны.

Осушив последний, восьмой по счету, кубок, Гаррет сел.

Хамден стал шептать Марианне на ухо какие-то утешающие слова, из чего она сделала вывод, что он не догадался, почему Гаррет произнес восемь тостов. Леди Суонсдаун сидела с самодовольной улыбкой, явно уверенная, что восемь тостов означали восемь букв ее имени – Кларисса.

За столом снова возобновились разговоры, но Марианна в них не участвовала. На сердце у нее была тоска. Она положилась на волю случая. И, судя по мрачному лицу Гаррета, проиграла.

Не думая о том, что кто-то заметит ее побледневшее лицо или дрожащие руки, она неуверенно встала:

– Извините меня. Мне стало нехорошо.

С этими словами Марианна вышла из комнаты.

Глава 19

Как пламя, женщины стремятся все разрушить,

и их нельзя остановить, лишь надо ждать,

когда их пламя их самих поглотит.

Уильям Конгрив. Лицемер

Когда Мина вышла из комнаты, Гаррет встал. Он с такой силой ухватился за край стола, что у него побелели костяшки пальцев.

– Простите меня, друзья, – обратился он к своим гостям, которые начали перешептываться, – но я должен позаботиться о моей заболевшей хозяйке.