29  

Полковник ненадолго мечтательно умолк, потом заговорил вновь:

— Тропы старых поэтов ведут через длинные ущелья, заваленные каменистыми осыпями и валунами. Между ними с грохотом несутся бурные реки, а обрывистые, поросшие травой склоны припорошены дымкой тумана. Камни облеплены мохом, сосны вкрадчиво шелестят хвоей, и слышно, как с иголок падают капли влаги. Тропы петляют в зарослях вьющихся растений и через скалистые пещеры ведут к потайным хижинам глубоко в горах, где белые снега встречаются с белыми облаками, — в иной мир. — Полковник Жень перешел на торопливый шепот, словно боялся, что его услышит ординарец. — Много дней мы шли по этим чудесным местам, пока не остановились перед разрушенным храмом. Там мы стояли лагерем семь дней, и мой дедушка говорил со мной о мире, о Китае, о нашем прошлом. О том, о чем нельзя было говорить в Пекине. О запретном. Он поведал мне о даосизме, об алхимии, о Пути. Отец мой происходил из аристократической семьи. Наши предки были землевладельцами и поэтами, они служили при императорском дворе. После культурной революции председателя Мао у них все отобрали. Кого-то убили, кого-то сослали на сельхозработы. Дедушка выжил, вступил в коммунистическую партию и отрекся от прошлого. Он дослужился до высокого руководящего чина в Пекине, но в сердце своем никогда не отрекался от Пути. Он учил меня и знакомил с древними братствами, выжившими и тайно действующими, несмотря на чистки.

Полковник остановился на пару секунд, затем вдруг подался к напуганному монаху и прошептал:

— Если мое начальство узнает хоть слово из того, что я тебе рассказал, я не доживу и до вечера. Я рискую собственной жизнью и жизнью моей семьи. Я знаю, что твой лама был бодхисатвой. Он был мудрецом. Мы с ним единомышленники. Я служу в БНБ, но это личина: на самом деле я служу нашему тайному братству. Нас осталась лишь маленькая горстка, и мы подвергаемся смертельной опасности, мечтая сбросить коммунистическое ярмо и вернуть Китай на путь мудрости. Полагаю, твои верховные ламы знают местонахождение затерянного царства Шангри-Ла. В древней библиотеке Шангри-Ла мы надеемся найти самую могущественную реликвию мира: давно утерянную «Книгу Дзян».[22] Обладая знанием книги, мы сможем освободить Китай и вернуть его на древние пути Дао, поскольку каждый, кто обладает «Книгой Дзян», держит в руках судьбу человечества. Чингисхан, Александр Македонский, Карл Великий и Наполеон — эти люди владели ею, и всякий раз, когда они прибегали к ее помощи, книга таинственным образом возвращалась в библиотеку Шангри-Ла. «Книга Дзян» — наша единственная и последняя надежда. Очень прошу тебя помочь мне! Мы должны найти Шангри-Ла, мы должны выйти на связь с твоими ламами…

В библиотеке повисла тишина. Неустанно барабанил по крыше дождь. Потрясенный услышанным, Дорджен Трунгпа замер и не сводил испуганного взгляда с полковника, не в силах придумать, что делать и что отвечать.

15

На Дели опустилась ночь. Жаркий, запруженный народом базар осветился кострами и фонарями. Нищие и йоги в толпе и отдельно от нее просили подаяние у прохожих. За право проехать машины соперничали с пешеходами и животными. Верблюды, лошади, ослы и священные коровы, бродившие где вздумается, были защищены законом, им дозволялось беспрепятственно и без опаски шествовать по улицам индийских городов. Крупные грузовики, груженные ящиками и укрытые брезентом, зигзагами пробирались сквозь заторы, изрыгая солярочную вонь. Их груз раскачивался из стороны в сторону, нависая над головами пешеходов.

Кришна быстрым шагом прокладывал путь сквозь этот хаос. Нэнси пришлось постараться, чтобы уговорить его организовать встречу с Адамсом. Ведь она была его начальницей, и Кришне не хотелось, чтобы в свою первую ночь в Индии она потерялась на одном из самых оживленных базаров Дели.

Нэнси чувствовала, как с каждым часом после допроса в ее душе растут негодование и уверенность в себе. После полицейских запугиваний, не получив помощи и поддержки от Дэна Фишера, Нэнси следовала своему врожденному журналистскому инстинкту: он подсказывал, что нужно принимать решение самостоятельно и брать все в свои руки. К тому же, рассуждала она, Дэн Фишер просил ее написать статью с местным колоритом, а где же искать этот колорит, как не на восточном базаре ночью?

Она не сводила глаз с маячившей впереди спины Кришны. В его движениях Нэнси замечала скованность, не характерную для здешних людей. Похоже, Кришна чувствовал себя неловко в суматохе базара, он был слишком деликатным, слишком хорошо образованным, слишком привыкшим к другому обществу — властной элите Индии. Нэнси же такое приключение было не в новинку: оно мало отличалось от прогулок по неблагополучным районам округа Колумбия. Сейчас ей было не очень уютно, но она говорила себе, что это полезно — учиться маскировать свое отвращение к окружающей обстановке.


  29  
×
×