Долгая прогулка

— Вот-вот. Тогда все и началось. Джен умоляла меня отказаться.

Она просто взбесилась. Плакала, говорила, что я сошел с ума и все такое.

Я делал все, что она просила, но этого я сделать не мог. Я сказал, что буду чувствовать себя трусом, а она отвечала: «Это лучше, чем чувствовать себя мертвым». В конце концов она поняла и смирилась… Ну, так мне кажется.

Тогда в дело вступил доктор Паттерсон. Он диагностик, и у него хорошая логика. Он сказал:

“Послушай, Рэй. Твой шанс выжить — пятьдесят к одному, считая запасных. Не убивай свою мать". Я долго сдерживался, но в конце концов просто послал его. Сказал, что у него довольно велики шансы жениться на моей матери, но он их почему-то никак не использует.

Гэррети взъерошил волосы рукой. Наконец-то он забыл о своих двух секундах.

— Он здорово разозлился. Сказал, что я бесчувственный, как… Как тиковое бревно, вот как он сказал. Должно быть, у них это семейная поговорка. Тогда я заговорил с ним по своей логике.

— И как это?

— Сказал, что, если он не уйдет, я его ударю.

— А твоя мать?

— Она на эту тему почти не говорила. Думаю, ей могло казаться, что я выиграю. Этот приз — все, что ты хочешь до конца жизни, загипнотизировал ее. У меня был брат, Джефф. Он умер от пневмонии, когда ему было шесть лет.

Похоже, она как-то надеялась, что я попрошу вернуть его, если… Невероятно, но мне так кажется. Кроме того, она боялась. Ты же знаешь, тех, кто отговаривает участвовать в Длинном пути, тоже могут забрать. Потом мне позвонили, и так я стал участником.

— А я нет.

— Что?

— До тридцать первого двенадцать участников отказались. Я был запасным. Узнал, что иду, в одиннадцать вечера четыре дня назад.

— О Господи! Тебя это не… Не огорчило?

Макфрис только пожал плечами.

Гэррети поглядел на часы. 15.02. Все нормально. Даже тень его, удлинившаяся к вечеру, казалось, двигалась теперь более уверенно. Нога была в порядке.

— Ты все еще думаешь, что сможешь просто сесть? — спросил он Макфриса.

— Смотри, мы уже пережили большинство. Шестьдесят одного.

— Это не имеет значения. В один прекрасный миг мне просто надоест.

Одно время я рисовал маслом. Очень любил это дело. А как-то раз проснулся утром, и все. Как отрезало.

— Выжить — это не то. Это не хобби.

— Как сказать? Вспомни про альпинистов, подводников или хотя бы про дебила-рабочего, для которого единственное удовольствие — подраться по субботам. Для них всех выживание превращается в хобби. В часть игры. Гэррети промолчал.

— Лучше поднажми. Мы теряем скорость, — сказал Макфрис. — Мой отец грозил посадить меня в подвал и не кормить, пока я не откажусь от этой затеи.

— И почему он не сделал этого?

— Не успел. Меньше чем через час после того, как мне позвонили, раздался звонок в дверь, и там стояли два громадных солдата, таких уродливых, что от их вида часы могли остановиться. Отец только взглянул на них и сказал мне: «Пит, иди наверх и собери свой скаутский рюкзак». Вот этот, — он указал пальцем на рюкзачок за спиной. — И только моя сестренка Катрина — ей четыре года — поняла. Она сказала: «Пит идет искать приключений». А потом они собрались и улетели всей Семьей на остров Прескью. Они вернуться, только когда все кончится. Так или иначе.

Гэррети взглянул на часы. 15.20.

— Спасибо.

— Что, опять спас тебе жизнь? — Макфрис улыбнулся.

— Именно.

— И ты думаешь, мне это приятно?

— Не знаю. Время — странная штука. Даже если идешь нормально и без предупреждений, тебя отделяют от ограды кладбища всего две минуты. Это очень мало.

Словно в подтверждение прогрохотали ружья. Уокер закричал, закудахтал, как внезапно схваченная фермером курица. Толпа издала низкий, продолжительный, вздох.

— Да, это мало, — согласился Макфрис. Они шли. Тени становились длиннее. Толпа мгновенно, как по волшебству, оделась в куртки и плащи.

Откуда-то подымался дымок трубки, напомнивший Гэррети об отце. На дорогу выбежала вырвавшаяся у кого-то болонка и, тявкая, побежала за Пирсоном.

Выстрел отбросил ее на обочину, и она лежала там, вздрагивая и жалобно визжа. Никто ее не подбирал. Из толпы выбился на дорогу плачущий ребенок, и на один жуткий момент Гэррети показалось, что сейчас и его постигнет судьба болонки. Но солдат просто отвел ребенка за ограждение.

В 18.00 солнце скатилось к кромке горизонта. Воздух похолодел.

Зрители поднимали воротники и потирали руки.