Том 7. Эхо

Так вот, дядя Виля мирно жил на своей «Памяти Азова» (м. б., не Азова, а Чесмы, Наварина и т. п.?) среди этих ловцов губок и пожирателей скумбрии и арбузов, раз в месяц устраивал боевую тревогу, разводил пары, выбирал якорь и выходил в залив Сероникос. Походив туда-сюда по бухте, норовя не отправить на дно пару ловцов губок, наевшихся и воняющих чесноком, возвращался, швартовался и замирал до лучших времен.

Они (времена) нагрянули в облике великого князя (кажется, Константина, родного брата королевы эллинов Елены). Сей моряк и любитель русского народного напитка, набравшись как следует, решил припомнить мореходную практику и приказал сниматься с якоря.

Пирейский порт напоминал в те времена перекресток проспекта 25 Октября или улицу 3-го Июля в час пик.

Дядя Виля оказался перед дилеммой: ослушаться приказа лица царствующего дома морской офицер не мог. Дать «Памяти Азова» начать двигаться в гавани — значит утопить пару-тройку греков и таранить какого-нибудь купца — невозможно.

Он спустился в каюту, достал «Смит и Вессон» и застрелился. Могила дяди на Пирейском кладбище.

Перейдем к дяде Косте. Он изобрел знаменитый трал Шульца, и доныне используемый, в войну с японцами оказался флаг-офицером у Степана Осиповича Макарова. И в 1905 году дядя Костя погиб вместе с Макаровым на «Петропавловске».

Третий брат, Михаил, командовал «Новиком». Когда, кажется, Витгефт решил прорываться из Амура во Владивосток, дядя Миша решил обойти Японию с востока и сквозь пролив Лаперуза дойти до Владивостока. Однако на выходе из него его поджидали три их крейсера. Приняв неравный бой и имея несколько попаданий японских снарядов, дядя Миша выбросил «Новика» на камни у поста Корсаковский, снял артиллерию и устроил у поста береговую батарею. За это дело получил орден Святого Георгия 4-й степени. После японской войны он дослужился до вице-адмирала и командовал Тихоокеанской флотилией. После Великого октября приехал в Лугу к своей сестре Марии, моей тетке. Во время похода Юденича на Петроград к ним заявились два представителя Лужской ЧК, позаимствовали кое-какую мелочь, отвели дядю в лес за реку Лугу и традиционно застрелили в затылок.

Тетя Маша, вообще-то, от рождения Ида. Она была замужем за доктором Борисовым и родила дочь Машу. Затем муж и дочь в одночасье умерли. Ида Федоровна ударилась в религию, приняла православие, назвалась Марией. Она почила в Луге, вскоре после того, как доблестные чекисты отправили на тот свет Михаила Федоровича.

Так закончилась мужская линия Шульцев: один лежит в Пирее, второй в Японском море, третий неизвестно где в лесу под Лугой.

Можно было бы прибавить к ним двоюродных братьев, их постигла та же судьба. Двоих убили на фронте в войну 1914–1917 годов.

Одного благородного потомка, В. Е. Гарфа, расстреляли по военному делу. Был он мужем моей тети Клары, второй сестры матери (она родила ему 2 сыновей и 4 дочерей).

Вильгельм Евгеньевич Гарф окончил Академию Генштаба, служил начальником штаба корпуса в Вильно, с этим корпусом он прошел всю войну 1914-18 гг. и после нее оказался в Москве.

Призванный по декрету Ленина в армию, он был назначен начальником штаба Восточного фронта к Фрунзе и воевал там против своего однокашника по академии Капниста. Помните психологическую атаку белых в «Чапаеве»? Это они, капнистовцы.

Кончилась Гражданская война, он был назначен 3-м помощником начальника штаба республики. Затем, когда Сталин перестал доверять офицерам, его перевели в начальники Академии связи РККА им. Буденного (не правда ли, дураки, неужели не могли назвать именем Подбельского или кого-либо далекого от жеребцов и близкого к связи?), как и всех остальных начальников академии, его расстреляли в 1937 г.

Его дочь Елена, моя двоюродная сестра, вышла замуж за Ф. П. Балканова — композитора и солиста. Вторая дочь Ольга эмигрировала с мужем в 1919 году в Сербию. Третья, самая энергичная и правдоискательница, была посажена в 1938-м и погибла в лагерях.

А двоюродный брат Евгений закончил укороченный выпуск юнкерского училища, был выпущен подпоручиком в лейб-гвардии Егерский полк и весной 1915 года с маршевой ротой убыл на фронт. В день приезда он неосмотрительно высунулся из окопа и получил пулю германского снайпера точно между бровей.

Тело этого тевтонца привезли в Питер, отпели в церкви Егерского полка возле Царскосельского вокзала, ныне оскверненной, и предали земле на Смоленском лютеранском кладбище (ныне оскверненном. Чего мы только не осквернили?).