58  

— Это верно, — Свартхёвди тоже усмехнулся. — Если ты не против: я не стану тебя закапывать. Повешу на ветку повыше: пусть тобой птицы Одина займутся. Время нынче голодное. И мне на обратном пути легче будет останки твои тащить. А раба твоего, Хаучика, я себе возьму.

— Бери, — согласился я. — Он тебе заодно девок дворовых брюхатить будет. Самому-то тебе теперь никак. Загрызешь еще ненароком.

Зря я это сказал. В шутках тоже меру знать надо. Особенно — с друзьями. Свартхёвди как-то резко помрачнел. Сцепил зубы… Я чувствовал: если бы не необходимость держать лицо, он бы сейчас завыл в голос.

Вместо него недалеко от нас завыл волк. С другой стороны донесся ответный вой. Цивилизованный человек Николай Переляк наверняка озаботился бы подобным соседством. Викингу Ульфу Черноголовому было плевать, что там на уме у его серого тезки. Он знал, кто в этом лесу — главный хищник.

— Берсерк, — сказал я. — Это мощно. Не какой-нибудь ульфхеднар.[31]

Свартхёвди глянул на меня так, словно это у меня, а не у него были проблемы с психикой. Но промолчал.

Так, в молчании, мы покушали.

Свартхёвди наладил ночное отопление: это такое бревнышко, расколотое клиньями, которое по мере сгорания постепенно вдвигается в костер.

— Кто первый сторожит? — спросил я.

— А зачем?

И верно — зачем? Кровники Свартхёвди за нами не пошли. Мы — не в походе и не на чужой территории, так что людей опасаться вроде не надо. Зверья — тем более.

— Как скажешь, — охотно согласился я. — Хочешь, историю расскажу?

Свартхёвди кивнул.

— Заходит как-то один человек к своему другу. А тот сидит, точит топор. И вид у него мрачный.

— Что такой невеселый? — спрашивает гость.

— Сосед мой умер.

— Как? Когда?

Друг пробует заточку, откладывает топор и говорит этак задумчиво:

— Полагаю, завтра.

Медвежонок хмыкнул:

— Это ты к чему рассказал?

— А вот об этом мы с тобой завтра поговорим.


Утром оказалось, что ночью никто никого не съел и даже не покусал. Волчьи следы, правда, обнаружились шагах в двадцати от нашей стоянки, но покушаться ни на нас, ни на наше имущество четвероногие не стали. Предки Свартхёвди, веками тачавшие одежку из качественного волчьего меха, выработали у сереньких твердое понимание того, на ком заканчивается здешняя пищевая цепочка.

Следующей ночью мы ночевали в чужой охотничьей избушке, а к полудню третьего дня достигли цели путешествия.

Вернее, это цель достигла нас. Не факт, что мы нашли бы заветную избушку самостоятельно. Лично я бы запросто промахнулся, потому что даже в десяти шагах жилище мастера берсеркского искусства выглядело заснеженным холмиком двухметровой высоты. Вход в него был замаскирован так, что, боюсь, даже мой друг Медвежонок его бы не обнаружил.

Нашли — нас.

Глава двадцать вторая,

в которой в жизни героя появляются Каменный Волк и его пристяжь

Две белые тени возникли из ниоткуда. Волки. Белые как снег. Два хищника размером с крупную канадскую лайку встали у нас на пути, будто призраки зимнего леса.

Не сказать чтобы я испугался. Два волка — один полушубок. Зимой — самое то. И камуфляж идеальный.

Я потянулся к оружию, но Медвежонок тронул мою руку:

— Не надо. Погоди.

Конечно, он был прав. Волки, даже самые голодные, не станут напрашиваться на драку с двумя вооруженными мужчинами. Это ж чистый суицид с их стороны. А эти зверушки были вполне упитанными. Коли так, то какого хрена им надо?

Волчишки стояли молча (не надо иронизировать: волчье рычание — тот же разговор) и чего-то ждали.

Мы — тоже.

Так прошло минут десять. У меня уже начались проблемы с терпением (по здешним меркам, я — невероятный торопыга), когда снег у нас за спиной заскрипел.

Я тут же развернулся на сто восемьдесят градусов — спиной к спине Свартхёвди — и увидел, как по нашему следу неторопливо движется высоченный дед с полуметровой седой бородищей, заплетенной в три косы, и такими же длинными белыми патлами, висящими из-под мохнатой белой шапки, надвинутой по самые брови.

Не иначе как кто-то из близких родственников волчишек-альбиносов стал основой данного головного убора.

Помимо белого малахая дедушка был одет в белую же шубу, которая свисала с широченных плеч аж до облепленных снегом унт. Шуба была перехвачена широким поясом, утяжеленным обычным здешним арсеналом, самым серьезным предметом которого была «бородатая» секира очень внушительных размеров. Вместо лыжной палки дедушка использовал копье, называемое местными хогспьёт.[32] Словом, несмотря на возраст, дед производил весьма серьезное впечатление, и я приготовился к неприятностям. Но дедушка меня успокоил.


  58  
×
×