26  

На Кипре Юле становилось все хуже — тоска, одиночество, жара и вечно шумящее море сводили ее с ума. А год назад она сбежала отсюда в Соединенное Королевство с юным шотландцем, который, судя по всему, даже не подозревал о ее прошлой жизни и о том, что у нее есть дочь. Елена Владимировна ни в чем свою Юлю не винила. Не упрекала. Так уж вышло. Только вот Ксюшеньку очень баловала и жалела — при живых-то родителях ребенок рос без матери, без отца.

Елизавета Андреевна слушала, опустив голову. Елена Владимировна вскользь упоминала и о жизни других русских женщин в ссылке, на Кипре. Не называя имен, рассказала историю о том, как избавившийся от законной супруги муж не пожелал заодно потерять и прекрасное место для отдыха на Кипре. Он просил свою бывшую благоверную переселяться на лето в ее московскую квартиру. А ключи от дома передавать в аэропорту его новой пассии — таким образом происходила смена почетного караула. Одна прилетала, другая, сдав ключи, отбывала в Москву. Зачем обеим женщинам было терпеть эту унизительную процедуру, Елена Владимировна объяснить не решилась. Понятно было одно — на то были свои причины.

Ссылка делала женщину невероятно уязвимой. Кипр славился своей дороговизной, и прожить здесь без солидного содержания со стороны бывших мужей было невозможно. Поэтому женщина, получив отставку, все еще пребывала в зависимом положении. И вынуждена была, мягко говоря, прислушиваться к мнению предавшего ее мужа. Дети становились здесь единственной отдушиной, единственным занятием, единственным стимулом жить. Случалось так, что на Кипре оказывались и те, у кого не было детей. Или те, у кого дети давно уже выросли и разъехались по своим Оксфордам-Кембриджам-Гарвардам. Им приходилось неизмеримо хуже. Тотальное безделье, непроходимая тоска, отвращение к жизни приводили к самому банальному алкоголизму. Дамы спивались одна за другой.

Когда за окнами стемнело, в дом вбежали Ксюша с Сашей и заявили с порога, что они хотят есть, хотят сказку на ночь и будут вместе спать. Все пункты, кроме последнего, были незамедлительно удовлетворены. А потом Елена Владимировна ласково уговорила засыпающую на ходу Ксюшу пойти в кроватку домой. Саша заснула у мамы на коленях. Пришлось Елизавете Андреевне относить свое подросшее и уже очень тяжелое сокровище в детскую на второй этаж. Если раньше Сашка засыпала не в своей комнате, Дима всегда уносил дочку сам.

После ухода Елены Владимировны Лиза долго лежала в просторной кровати с открытыми глазами. Пересказанные ей чужие беды каким-то образом притупили собственную боль. Она никогда не считала, что, если вокруг кому-то тоже плохо, ей должно от этого сделаться легче. Нет. Просто собственное горе перестало казаться острым, исключительным, невероятным. Оказывается, не лучше и не хуже, чем у других. В ту ночь уснуть не удалось. Лиза ощущала себя униженной, выброшенной, никчемной. Но она приняла решение — не впадать раньше времени в панику и дождаться Диминого приезда, чтобы однозначно заявить ему, что здесь она не останется ни на каких условиях. По телефону все эти излияния были бы попросту бесполезны — он отключится, и все.

Дмитрий Львович появился в пятницу, две недели спустя. Выглядел он озабоченным и не скрывал, что приехал только затем, чтобы оставить им денег. Специально договорился в банке, открыл здесь на имя Лизы счет и вручил ей банковскую карту.

— Вот, — проговорил он устало, — держи. Там сейчас сто пятьдесят тысяч долларов.

— Зачем так много? — Лиза испугалась, и нехорошее предчувствие когтистыми лапами заскреблось в сердце изнутри.

— Машину надо купить. Арендовать невыгодно. — Он вздохнул. — Кроме того, я не смогу вас какое-то время навещать. Работа, — подумав, добавил он.

— Дима, сядь! — Лиза с силой толкнула его в грудь, и он плюхнулся на стоявший сзади диван. — Я на Кипре не буду жить! — Она произнесла эту фразу по слогам.

— А где будешь? — безразлично поинтересовался Дмитрий Львович.

— Как это — где?! — Лиза возмутилась. — В нашем доме. В Москве. Здесь я не могу. Мое место там. Мы же с тобой вместе его строили. Там все родное. Близкие, друзья.

— Здесь тоже познакомишься с кем-нибудь — вся деревня сплошные русские семьи. — Дмитрий отвернулся от жены и уставился в окно.

— Это не семьи! — Лиза нервно сжимала руки. Она чуть было не сказала: «Это — брошенные жены», но прикусила язык. Ей хотелось довести разговор до конца, не срываясь на грубость, истерики и обвинения. — Пойми меня, пожалуйста, Дима, я просто хочу домой!

  26  
×
×