Дочки-матери

Инна опустилась на жесткую скамейку в пустом вагоне и, откинувшись назад, горько расхохоталась. Так нелепо могла поступить только она. Прекрасно ведь знала, что Игорь не возьмет трубку, если увидит незнакомый номер – последнее время ему без конца докучают, – и все равно, увидев любимого мужчину, обо всем на свете забыла…

Инна открыла дверь в собственную квартиру одновременно с боем старинных часов в прихожей. В темноте споткнулась о ботинки, брошенные у самого порога, включила свет и увидела, что обувь, как всегда, заляпана глиной и грязью. Чуть подальше, прямо на полу, валялась мокрая куртка. Инна безнадежно вздохнула, подняла ее и повесила на плечики. Потом разделась сама и отправилась в ванную комнату мыть ботинки.

В кухне ждала гора немытой посуды и опустошенный – даже яйца, и те исчезли бесследно – холодильник. Она засучила рукава и открыла кран. Гора тарелок быстро таяла в ее привычных руках, а в горле то и дело появлялся противный ком, который она запивала водой из кувшина: в ее положении нельзя было давать волю слезам.

Покончив с делами, Инна прошла в свою комнату, которая раньше была гостиной, и плотно прикрыла за собой дверь.

Новый телефон быстро вспотел в ее горячей ладони, а через пять гудков стал выскальзывать, словно она звонила из сауны. Игорь всегда отвечал на ее звонки – в любое время дня и ночи, но теперь, как она и боялась, не взял трубку: элементарная мера предосторожности для человека, чье имя известно по всей стране.

Когда гудки десятого кряду звонка умолкли, Инна поняла, что повторять попытки бессмысленно: он не принимает чужие звонки и, не читая, удаляет СМС с сомнительных номеров. Слишком часто в последнее время стал получать послания, в которых люди просили у известного художника денег. Или предлагали себя, если говорить о женщинах. Конечно, давно нужно было сменить номер телефона, ставший достоянием общественности, но Игорь сопротивлялся.

Еще в те времена, когда фамилия Варшавский никому ни о чем не говорила, Игорь оставлял номер своего мобильного на виртуальных галереях, куда пристраивал на продажу картины. И прекрасно помнил о том, что именно на этот телефон ему впервые позвонил известный галерист, именно на этот номер вышел лучший в стране агент и рекой потекли клиенты. Чем больший успех приходил к Игорю, тем более суеверным он становился: «Нельзя поворачиваться к удаче спиной», – любил повторять он. И хранил в мастерской кучу ненужных вещей, превратив их в амулеты и талисманы. Таким же талисманом давно стал и его телефон.

Инна с досадой отбросила в угол дивана свой аппарат, который не принес ей пока ничего, кроме огорчений, и вытащила из сумки блокнот. Ручку и бумагу она всегда носила с собой: лучшее лекарство от грусти и нереализованных желаний. Открыв чистую страницу, она, как всегда, с детским удивлением стала наблюдать за ровными строчками, выползавшими из-под ее собственной руки. Она никогда не искала рифм, не подбирала слова – лишь записывала то, что нашептывал ей внутренний голос.

• Я звоню – ты трубку не берешь:
• Номер незнакомый, что поделать.
• Ты меня не ищешь, не зовешь —
• Без меня прожить, сказал, умеешь.
• Мне острей кинжала те слова.
• Мне они, живой, живот вспороли.
• Я зажмурюсь, я сдержусь едва,
• Чтоб не застонать от этой боли.
• «Ты б меня не трогала сейчас», —
• Вот и все. Вот мой удел и жребий.
• «Да, прости. Конечно». И тотчас
• Слезы как голубки налетели.
• Сели на напудренных щеках,
• Прячутся в накрашенных ресницах.

• А в душе, как взрыв, раздался страх —
• Страх того, что ты мне только снился.

Глава 2

Зонт исчез без следа. Инна обыскала каждый уголок квартиры: выдвигала ящики, открывала шкафы, даже заглянула на антресоли. Черного, с изображением дракона, красавца, с которым она вернулась в прошлом году из Лондона и с тех пор не расставалась, не было нигде. Тем временем стрелка часов неумолимо двигалась к десяти – еще немного, и она безнадежно опоздает на редколлегию.

Дождь за окном лил как из ведра, надувая пузыри в холодных лужах. Инна, обещая себе, что вечером серьезно поговорит с зонтокрадом, схватила с вешалки летний плащ с капюшоном, нацепила его поверх пальто и, захлопнув за собой дверь, выбежала на улицу.

– Маковецкая, небо не упало на землю? – поинтересовался Суслов, глядя на Инну во все глаза.

Он один сидел за компьютером в комнате редакции, которая по утрам понедельника напоминала заброшенную свалку.