Большой риф

— Может, именно это меня и беспокоит.

— Тебе не угодишь. — Поднявшись на цыпочки, Тейт чмокнула отца в щеку. — Ну все, я посмотрю, готов ли Мэтью к погружению. — Она отвернулась, однако что-то остановило ее и заставило оглянуться.

Рэй стоял, положив одну руку на поручни, устремив взгляд вдаль, но Тейт показалось, что он смотрит внутрь себя.

— Папа, я рада, что ты не пошел тогда на болото. Если бы ты решился, то, вероятно, тебе не пришлось бы мечтать сегодня.

— Жизнь всему находит правильное время и место, Тейт.

Правильное время. Одно мгновение может начать или остановить войну, спасти брак или покончить с ним, дать или взять жизнь, думала Тейт, переходя на правый борт… Мэтью стоял на своей яхте, облокотившись о поручни, обнимая ладонями кружку с кофе. Тейт показалось, что ее сердце начало таять.

Ну почему он выглядит таким одиноким? И почему она так реагирует на это?

Мэтью повернул голову, и их взгляды встретились. Тейт ничего не смогла прочитать в его непроницаемых глазах, не увидела ничего, кроме глубокой загадочной синевы.

— Осталась лишь легкая зыбь! — крикнула она, сглотнув комок, подступивший к горлу. — Спускаешься?

— Подождем час-другой, и море совсем успокоится.

— Я хочу спуститься сейчас. Если внизу неспокойно, вернемся.

— Хорошо. Одевайся.

Тейт отвернулась и как слепая побрела в каюту. Ее жизнь была вполне сносной без него, без «Изабеллы», без Анжелики, без проклятого колье. Черт побери их всех!

Нечего решать, нечего контролировать. Несмотря ни на что, она все еще любит Мэта.

Шторм потрудился и на морском дне: взбаламутил песок, засыпал вырытые траншеи, но Мэтью был благодарен за дополнительную работу. Она не приносила ощутимых результатов, зато не оставляла времени на грустные мысли, мучившие его всю ночь.

В песке мелькнул эфес шпаги. «Как восемь лет назад», — подумал Мэт, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Отведя в сторону трубу пневмонасоса, он оглянулся на Тейт, ловко перебиравшую мусор, и постучал по своим баллонам, привлекая ее внимание. Когда она подплыла, он указал на эфес, словно говоря: возьми, эта шпага — твоя.

Тейт замерла, и Мэтью понял, что она тоже вспоминает. Затем ее пальцы сомкнулись на эфесе, освобождая шпагу из песчаного плена, и через секунду показался зазубренный обломок лезвия. Скрывая острое разочарование, Мэт небрежно дернул плечом и стал расширять траншею.

Блюдо они увидели одновременно. Когда Тейт схватила Мэта за руку, чтобы остановить, он уже отводил трубу пневмонасоса. Вручную Тейт раскопала три четверти фарфорового блюда, почти прозрачного, изящно расписанного фиалками, с золотой каймой по краю, и стала его высвобождать. Тщетно! Блюдо застряло накрепко, и Тейт в отчаянии подняла на Мэта глаза. Они оба понимали, что вытаскивать такую хрупкую вещь пневмонасосом — все равно что огранять алмаз топором. Если блюдо целое, что само по себе было бы чудом, струя сжатого воздуха разобьет его, а если разбито, то нечего терять время.

Жестикулируя, они обсудили все возможности и наконец решили попытаться.

Тейт придерживала блюдо, а Мэтью расчищал его песчинка за песчинкой, забыв о напряжении, сковавшем спину и плечи. Появилась еще одна фиалка, затем первый завиток монограммы.

Почувствовав, что блюдо поддается, Тейт остановила Мэта, но через мгновение, после того, как показалась первая золотая буква — Т, блюдо снова застряло. Мэтью осторожно заработал пневмонасосом, уверенный, что вот-вот увидит щербинку, ведь не мог же хрупкий фарфор пережить кораблекрушение и сотни лет под водой? Сосредоточенно хмурясь, он следил, как появляется вторая буква — Л.

Если Л означает удачу Лэситеров, то они точно понапрасну теряют время. Мэт уже решил все бросить и размять затекшие плечи, но возбужденное лицо Тейт удержало его. Наконец появилась третья и последняя буква — Б.

Тейт вздрогнула. ТЛБ! Это были бы ее инициалы, если бы восемь лет назад она вышла за Мэта замуж! Однако, когда абсолютно целое блюдо легко скользнуло в ее руки, горечь странного совпадения быстро сменилась восторженным изумлением, и Тейт чуть не выронила хрупкую находку. Блюдо было таким тонким, что она видела сквозь него свои собственные пальцы. Тейт словно наяву представила фамильный сервиз, с любовью упакованный для путешествия в новую жизнь, но путешествие трагически оборвалось, и вот через сотни лет она первая прикасается к тому, что осталось от чьих-то надежд.