Реанимация чувств

– Ну надо же! – сочувственно изумилась Тина.

– Хорошо, что с четвертого этажа саданули, а не с восьмого! – философски сказал мужчина. – Если с восьмого, точно бы голову проломили! Тогда бы в реанимацию попал.

– В реанимацию – это ко мне, – не к месту заметила Тина.

– Нет уж, лучше вы к нам, – сказал мужчина. – А вообще-то, мне повезло. Тот же самый врач, что с ухом меня принимал, теперь кости носа мне выправил. В этом же отделении. Как говорится, не отходя от кассы.

"Ну, русские люди – уникальные люди! – подумала Тина. – Все им нипочем!"

– Ну, вы уж будьте теперь осторожнее! – сказала она, – а то еще что-нибудь с вами случится.

– Да ладно, чего уж, всякое в жизни бывает! – беззлобно покрутил мужик головой, бросил окурок мимо плевательницы и пошел в свое отделение.

Тина посмотрела ему вслед, глянула на окурок, хотела сначала ему крикнуть, потом поднять окурок, потом махнула на все рукой и пошла пешком по лестнице в свое отделение. По дороге она повторяла, чтобы не забыть, цифры номера телефона Анны и поэтому не обратила внимания, что сверху, откуда-то с запасной лестницы, ведшей на чердак, вышли двое мужчин в завязанных наглухо халатах и в масках, с носилками в руках. Какое-то время они шли следом, а потом куда-то свернули.

Аня Большакова, снова повернувшись к стене, по-новому смотрела на надпись, нацарапанную на стене: "Жизнь прекрасна и удивительна".

"Вот насчет "прекрасна" не знаю, – думала она. – А что удивительна – это точно". Разве могла она подумать, что именно здесь, ночью, при таких обстоятельствах встретит подругу, с которой когда-то на переводном экзамене в четвертом классе они играли в четыре руки вальс Хачатуряна к драме Лермонтова "Маскарад"?

А сама Валентина Николаевна, пешком спускаясь по долгим лестничным пролетам, впервые в своей жизни подумала, что, может быть, как раз очень хорошо вышло, что она стала не певицей, а простым врачом, хоть и высшей категории.

24

В ее отделении было все по-прежнему на редкость спокойно. Проходя по коридору, Валентина Николаевна заглянула в палаты и увидела, что доктор Оганесян, отделенный от мира ширмой, по-детски спит, положив голову на руку и поджав под себя ноги, что девочка Ника все так же находится без сознания. Валерий Павлович следил за больными в мужской палате и стоял рядом с кавказцем. «Повешенный» и алкаш спали. Привычным движением Чистяков вдел свою трубочку в уши. Тина больше не стала смотреть – и скорее пошла в свой кабинет, чтобы переговорить с родственниками Анны. Она думала и о том, что должна позвонить домой, но почему-то оттягивала звонок.

"Сейчас все равно они спят. Я же сказала, что буду в больнице, они привыкли к моим дежурствам, не буду будить до утра", – подумала она и набрала Анин номер телефона. Трубку сразу же сняли, и встревоженный мужской голос сказал нетерпеливо:

– Говорите, я слушаю.

– Это из больницы, – сказала Тина.

– Что? – напряженно спросил голос.

Тина не стала его томить.

– Ваша родственница Анна Большакова жива.

– Почему Большакова? – еще не веря и боясь ошибки, спросил голос.

– Потому что я не знаю ее другой фамилии, – сказала Тина. – В приемном отделении она проходила под девичьей.

Голос затрепетал. Тине показалось, что мужчина на том конце провода плачет. Тина ждала. Наконец сквозь неровное дыхание он все-таки смог спросить:

– Скажите, что с ней случилось? Она попала под машину?

– Нет, – сказала Тина. – С ней случилось другое.

И пока Валентина Николаевна рассказывала, перебиваемая восклицаниями: "Боже мой, как же она могла!" и "Как же мы могли ничего не заметить! Ведь мы даже радовались, что она наконец ушла из этого своего театра!", она не услышала за закрытой дверью своего кабинета, как в отделение вошли те самые двое мужчин в завязанных наглухо халатах и быстро пошли по коридору, заглядывая во все двери. Дежурившей возле Ники медсестре они что-то коротко сказали и показали нечто такое, отчего она остолбенела и встала как вкопанная. Тут же они повернули налево и, очевидно, найдя то, что искали, подошли к кавказцу.

– На пол! – коротко сказал один из них Чистякову. Доктор как раз закончил слушать кавказцу легкие и что-то вписывал в лист назначений возле его кровати. Сам больной спал.

Один из незнакомцев, тот, что был повыше, ткнул кавказцу в грудь ствол пистолета, на который был навинчен глушитель. Валерий Павлович посмотрел на ствол, на высокого человека в маске и отметил про себя, что настоящий глушитель видит так близко впервые в жизни.