Ноев ковчег доктора Толмачёвой

Настала ночь. Ложиться? Зачем? Тина взяла с постели подушку – прижалась лицом. Запах. Его запах. Ощущать его было сладко и невыносимо. Тина бросила подушку. Выключила свет, снова включила. Она ходила по комнате, не думая, не осознавая себя. В горле першило, хотелось пить, но она не понимала, что нужно для этого сделать. Пойти на кухню? Включить чайник? Она прошла. Увидела стол, на нем чашки. Бутылка вина. Два бокала. Взяла один бокал в руки, посмотрела на свет. На краю – отпечаток розовой помады. Тина постояла, потом механически выбросила бокал в мусорное ведро. Второй бокал заполнила вином, отпила. Стало еще хуже. В голове – ни одной мысли, только ощущение космической дыры, бездны, катастрофы и лучом прожектора единственное желание: вернуть. Любой ценой – унижением, угрозой, обманом – все равно как, только бы видеть опять перед собой, только бы ощущать по ночам – пусть не в себе, пусть только рядом.

Тина взглянула на часы. Половина двенадцатого. Последние недели Азарцев иногда приходил домой поздно. Как раз примерно в такое время. Она прошла в коридор, прислушалась. Неужели на свете никогда не случается волшебство? Вдруг она сейчас откроет дверь – а на площадке стоит Азарцев.

Открыла. Никого. Она опять закрыла дверь. Скорей бы рассвет. А если она сама попросит его прийти? В конце концов, что она сделала ему плохого?

Она не хотела звонить ему сейчас. Почему-то она думала, что сегодня он ей не ответит. Надо ждать до завтра. Или до послезавтра. Но послезавтра представлялось ей таким долгим, что она не знала, сможет ли до него дожить. Лучше завтра. Она опять взглянула на часы. До утра осталось семь часов. Семь часов – это не так уж много. Когда в Москве три часа дня, в Петропавловске-Камчатском полночь. Девять часов разницы. Как быстро они пробегают, например, в новогоднюю ночь!

Она вспомнила, как Азарцев завалился к ней в Новый год в куртке, надетой на майку. Какое это было счастье! Только бы он вернулся! Какая разница, где он бывает, какие у него друзья, работает он или нет, откуда возвращается? Лишь бы возвращался! Лишь бы сидел на табуретке на этой маленькой кухоньке...

Тина еще раз взглянула на часы. Прошло десять минут. Она решила, что позвонит ему в восемь. Надо дожить до восьми.

Лечь в постель она не могла. Бросила на пол какое-то одеяло, которое отыскала в шкафу, села. Спиной к стене, лицом к часам. Сенбернар Сеня подошел к ней и осторожно лег на пол. Она механически положила руку ему на спину, сжала пальцами теплую шерсть.

– Если б ты знал, как мне плохо, – сказала она, глядя перед собой. Сенбернар вздохнул и положил морду ей на колени. – Володя, если б ты знал, как мне плохо!

19

Следующее утро выдалось на редкость солнечным. Веселый ветер выдувал последний грязный снег с газонов. Шумели ветви деревьев, и хотя почки еще не думали набухать, концы ветвей серебрились на солнце – то ли от выступивших микроскопических капелек сока, то ли от пыли.

«Надо же, и в Москве скоро весна, – подумал Филипп, подходя в семь утра к своему престижному дому. – Маша, наверное, уже собирается на работу».

Во дворе уже стоял наготове его черный «Мерседес». Водитель вышел из машины, поздоровался.

Филипп Иванович прошел через линии охраны, поднялся в квартиру. Маша одевалась и одновременно откусывала от бутерброда, отпивала из чашки.

– Привет, дочурка.

– Привет.

Маша взглянула на отца, но больше ничего не сказала, стала причесываться.

– На работу собираешься?

– Собираюсь.

Он подошел, поцеловал Машу в макушку.

– Трудовой ты у меня народ.

– Не то что некоторые.

Маша освободилась, опять стала водить по волосам щеткой.

– Ты кого-нибудь конкретно имеешь в виду?

Маша бросила щетку, повернулась к отцу.

– Ой, пап, ну чего ты притворяешься? Эти все твои девахи, они что, великие труженицы?

Отец хмыкнул, прошел в кухню, отрезал хлеб, намазал кусок маслом и стал есть.

Маша посмотрела:

– Вон одна из тружениц тыла даже завтраком тебя не удосужилась накормить!

– «Труженицы тыла»... – расхохотался отец. – А ты, дочурка, стала злая у меня.

– Будешь тут добренькой...

Маша вытащила из коробки одну помаду, другую, потом обе швырнула назад. Подошла к отцу. Привстала на цыпочки.

– Ну вот ответь мне, зачем тебе жениться на этой Татьяне? Ну зачем?

Отец приподнял ее, как маленькую, покружил по комнате и усадил на диван.

– Да кто тебе сказал, что я собираюсь жениться?