Пакт

– Только не звоните из будки возле вашего дома, где-нибудь подальше, в другом районе. И сразу уходите, ныряйте в трамвай или в метро.

– Человек, которому я позвоню, он кто?

– Католический священник из итальянского посольства.

– Говорит по-русски?

– Очень плохо, но кодовые слова поймет. Знаете, Карл, ведь я никакой не Андре. Меня зовут Дмитрий. А Софи – Вера.

Глава двадцать третья

Каждый раз, приезжая из Лондона, чета Риббентропов устраивала прием в своей шикарной вилле в Берлин-Далеме, на Лентцеаллее. Стефани Хенкель сообщила Габи, что тетя будет рада видеть ее среди своих гостей, но только без фон Блеффа.

Аннелиз Риббентроп и старая баронесса друг друга терпеть не могли. Баронесса называла Риббентропов выскочками, при каждом удобном случае заявляла, что они нагло присвоили титул, что Аннелиз Хенкель на грязные алкогольные деньги купила себе дурака-мужа, который прицепил к своей плебейской фамилии приставку «фон».

Стефани заехала за Габи на машине с шофером и по дороге выложила, что думает тетя о старой баронессе.

– Набитая дура, злобная истеричка, женила на себе барона и сразу свела его в могилу, а сына прижила неизвестно от кого.

– Ого, это что-то новенькое, – удивилась Габи.

– Да об этом многие говорят, – Стефани махнула рукой. – Барон был пассивный гомосексуалист. Кстати, о твоем Франсе я тоже слышала… Конечно, тебе видней, только я все-таки не понимаю, что ты в нем нашла.

Виллу окружал большой парк с бассейном и теннисной площадкой. Внутри все лопалось от роскоши. Риббентропы коллекционировали картины, фарфор, старинные гобелены и персидские ковры.

Аннелиз, высокая широкоплечая дама с короткой шеей и крупным тяжелым лицом, окинула Габи оценивающим взглядом, крепко, по-мужски, пожала руку. Она почти не улыбалась, зато Риббентроп встречал всех гостей с одинаковой придурковато-кокетливой улыбкой. Во время разговора он гримасничал, усиленно старался придать лицу какое-то особенное, обаятельное, ироничное выражение.

Увидев Риббентропа близко, обменявшись с ним парой слов, Габи подумала, что прозвище Риббенсноб, которым наградили его молодые дипломаты, подходит скорее надменной, уверенной в себе Аннелиз, чем карикатурному светскому льву Иоахиму. Красавец, высокий блондин с правильными чертами и большими светло-голубыми глазами, в идеально сшитом костюме, богатый, успешный, он выглядел жалко на фоне своей некрасивой мощной жены.

Вилла Риббентропов славилась изысканной кухней. Серебро, хрусталь, фарфор, скатерти и салфетки с ручной вышивкой, французский раковый суп-биск со сливками и коньяком, утиная печень со спаржей под каким-то невероятным соусом, устрицы с Лазурного побережья, русская икра и стерлядь, свежие тропические фрукты, лакеи в ливреях.

«Бедная матушка баронесса, наверное, умерла бы от зависти, – думала Габи. – Она может все это себе позволить, но у нее никогда не получится так шикарно. Матушка патриотка, гостей потчует простой немецкой едой: чесночным супом с гренками, картофельными оладьями, свининой, тушеной капустой, горничных наряжает в баварские костюмы… А Риббентроп явно поскромничал, когда пришпилил себе „фона“. Почему бы не замахнуться на королевский титул? Вилла – настоящий дворец».

– Свой упрямый, непокорный нрав мой муж полностью подчинил гениальности Гитлера, – доносился с другого конца стола низкий грудной голос хозяйки дома. – Для фюрера я всегда готовлю сама, вы ведь знаете, он ест только вегетарианскую пищу.

После ужина перешли в гостиную. Габи с любопытством разглядывала старинные гобелены. Единороги, тонкие средневековые дамы и рыцари, гроты, кипарисы. На этом сказочном фоне проходили в январе тридцать третьего тайные переговоры, которые погубили Германию.

Риббентропы не были старыми членами партии, с Гитлером они познакомились только летом тридцать второго. Стефани пересказывала Габи воспоминания Аннелиз. Любовь с первого взгляда. Восторг, воодушевление, примерно такие чувства.

После успеха нацистов на выборах Гитлер потребовал у президента Гинденбурга пост рейхсканцлера. Старику фельдмаршалу Гитлер не нравился, он называл его «богемский ефрейтор», говорил, что этому господину не доверил бы даже руководить почтой, и предложил пост вице-канцлера. Вот тут у четы Риббентропов и появился шанс доказать фюреру свою любовь.