Пакт

Он опять перешел на немецкий, говорил почти без акцента, у него было чистое берлинское произношение. Впервые за долгие месяцы доктор почувствовал легкий укол ностальгии.

Когда они вышли на Сретенский бульвар, Крылов сказал:

– Клим Ворошилов, нарком обороны, то бишь министр. Именно он затеял спор с Хозяином о сексуальной ориентации Гитлера.

– Откуда вы…

– Я спецреферент по Германии, сначала они позвонили мне, и это был отличный повод напомнить Хозяину о вас. Они позвонили вам в начале третьего ночи, верно?

Доктор изумленно кивнул.

– Ваш ответ понравился Хозяину, – продолжал Крылов. – Ворошилов проиграл пари, и Хозяин приказал мне вас курировать.

– Хозяин – это Сталин? – уточнил доктор.

– Так его называет близкое окружение. Я знал, что вы в Москве, но вы числились за ИНО и мне было сложно выйти на вас, мне давно хотелось поговорить с вами, источник Док.

– Док – это моя кличка?

– Псевдоним. Кодовый номер «дэ семьдесят семь». А ваш приятель Бруно существует как агент Флюгер, кодовый номер «дабл-ю двадцать четыре». Кстати, то, что его зовут Бруно, я впервые услышал от вас, наивный и мудрый немецкий доктор Док «дэ семьдесят семь». Не надеялся, что мы встретимся, даже когда вас уже привезли в Москву, не надеялся. Спасибо Климу.

– Знаете, мне показалось, они были пьяны, этот Клим, он все время хихикал, вот так. – Доктор изобразил нечто вроде поросячьего хрюканья. – И сам Хозяин был навеселе.

Крылов ничего не ответил, как будто пропустил эту фразу мимо ушей. Несколько минут шли молча, снег скрипел под ногами, пар валил изо рта, застывали губы.

– Вы не замерзли? – спросил Крылов по-русски и добавил по-немецки, очень тихо: – То, что вы мне сейчас сказали, может стоить жизни нам обоим. Но говорить мы все равно будем. Если никому не доверяешь и не с кем поговорить, просто сходишь с ума, превращаешься в мертвый механизм, уж поверьте мне.

– Верю, – кивнул доктор. – Верю хотя бы потому, что в Германии было всего два человека, с которыми я мог говорить. Мой младший сын Макс, десятилетний ребенок, и Бруно, ваш агент. Они меня понимали, думали и чувствовали, как я. Все остальные, включая самых близких, жену и старшего сына, жили в другом измерении.

Вернувшись домой на Мещанскую, доктор не узнал своей комнаты. На окнах висели плотные желтые шторы, кровать была застелена свежим бельем, теплое стеганое одеяло вдето в пододеяльник, в ящиках комода он обнаружил запас белья и полотенец. На кухне, рядом с примусом, стояла посуда, набор новеньких кастрюлек. Доктор кинулся к письменному столу. Старая тетрадь оказалась там, где он ее оставил, в стопке книг, одолженных у соседей, между томом Толстого и сборником статей академика Павлова.

На следующий день за ним опять приехал шофер Григорий. В старинном особняке в переулке неподалеку от Кремля находилось какое-то безымянное учреждение, где доктору выдали шестьсот рублей, его первую советскую зарплату, и пропуск в распределитель.

Каждый раз, встречаясь с Ильей, когда нужно было поговорить о чем-то без посторонних ушей и прослушек, один из них произносил:

– Спасибо Климу.

Другой отвечал:

– Клин клином вышибают.

И они отправлялись бродить по московским бульварам.

Первое время Карл Рихардович занимался составлением психологических портретов нацистских лидеров, по личному указанию Сталина написал небольшую книжицу, всего сто двадцать страниц. Илья перевел ее с немецкого на русский. Она вышла тиражом пятьдесят экземпляров, под грифом «Совершенно секретно» для членов Политбюро и руководства НКВД.

Примерно за год доктор Штерн выложил в письменной и устной форме практически все, что знал. Ему стало скучно и неловко получать зарплату за тот мизерный труд, который сотрудники ИНО называли консультациями. Он просил устроить его по специальности в какую-нибудь московскую больницу.

Вскоре его пригласили в маленькую контору без вывески в Лубянском переулке, незнакомый человек в штатском, представившийся Петром Ивановичем, сообщил, что руководство поручает товарищу Штерну принять участие в сверхсекретных психологических исследованиях государственной важности. Затем пришлось подписать очередную порцию бумаг о неразглашении и услышать знакомые магические слова: «С вами свяжутся».

* * *

«А вот не надо быть суеверным, не надо!» – ехидно заметил про себя Илья и поздоровался негромким бодрым голосом: